Им гордились, ему пытались подражать, его боялись и уважали.

Он смотрел на шевеление вокруг себя как будто сверху,забавляясь и тем не менее контролируя любую тень, мелькнувшую в поле егозрения. Ему нравилось устраивать жизнь так, чтобы все работало только иисключительно на него. В нем вовсе не было благородства, и он не собиралсявозрождать былое промышленное могущество отечества, и, не собираясь, все-такиего возрождал.

Ему нравилось, что он может то, чего не может никто. Емунравилось угадывать — вот сейчас грянет гром, приналяжет ветер, разразитсяшторм и половина конкурентов потонет, а он останется. Деньги ради денег его неволновали. Он мог заработать их сколько угодно, но, выкачанные из нефтянойтрубы, они были ему… неинтересны. Он предпочитал делать их более основательно.

Поначалу это был своего рода спорт.

Он должен был доказать окружающему его враждебному миру, чтоон все может. Он должен был доказать себе, что ад, который он видел своимиглазами и в котором жил, все же не убил его.

Тимофей Кольцов вырос в детдоме, следовательно, знал, чтотакое настоящая жизнь, с самого детства. Он ежесекундно боролся засуществование — и остался жив. Он остался жив даже в грязном подвале уМихалыча, которому восьмилетнего Тимофея продали алкаши-родители и которыйснимал кино, как насилуют и убивают таких, как Тимофей, — маленьких и никому ненужных. Братика убили, а сестренка умерла еще раньше, Тимофей так потом и несмог вспомнить их имен. В детдоме он долго не говорил и не спал — сидел,накрывшись с головой одеялом, и отчаянно вырывался, и дрался, и выл, и кусался,когда его пытались уложить. Он был уверен, что его убьют сразу же, как толькоон закроет глаза. Или отдадут обратно Михалычу.

Дьявол навещал его почти каждую ночь в течение тридцати лет.Дьявол, с гадкой улыбкой напоминавший ему о том, кто он на самом деле. Дьявол,скаливший зубы и поджидавший малейшей оплошности, чтобы схватить Тимофея иутащить в преисподнюю.

Но Тимофей не давался. Он уже побывал там однажды и знал оней все. Способ борьбы с дьяволом был только один — работа.

В один прекрасный день Тимофей Кольцов вдруг понял, что,если работать по двадцать часов в день, у дьявола не останется никаких шансов.Тимофей валился в постель и засыпал каменным, похожим на смерть сном, и дьяволне мог пробраться через крепостные стены его чудовищного переутомления. В этомбыло спасение.

Двадцать с лишним лет Тимофей Кольцов работал как одержимый,и характер работы при этом не имел никакого значения. Чем труднее, тем лучше.Чем меньше незанятого пространства остается в голове, тем меньше места длядьявольских козней. Когда уже стало можно создавать империи, Тимофей был вполнеготов к тяжкой императорской доле. Он начал со скромной авторемонтноймастерской и дошел до судостроительных заводов и “Уралмаша”. Он был такчудовищно изворотлив и сообразителен, что у него почти не случалось неудач, ате, что бывали, его только закаляли.

Он очень хорошо разбирался в людях и умел их использоватьтак, что они и не догадывались о том, что расчетливый, как голодная кобра,Кольцов уже давно применяет их именно там, где они ему нужны. Некоторыепытались бороться, но тех, что посильнее, Тимофей Ильич заглатывал целиком, аостальных просто затаптывал в пыль. На него работали самые лучшие, самыеподготовленные, самые пройдошистые профессионалы вроде рафинированного юристаШубина, которого Кольцов не любил, но терпел за исключительные знания и умениеработать, или проверенного Барышева, на которого всегда можно было положиться,или Дудникова, шефа службы безопасности с лицом “истинного арийца” и такой жеистинно арийской жестокостью. Никому из них он не доверял до конца, новиртуозно пользовался их профессионализмом и знаниями.

Что же не так в этих чертовых бумагах? Глаза слипались,несмотря на три литра кофе.

Вчера он прилетел из Челябинска и сразу поехал на завод, гденовый директор только приноравливался к делу, а коллектив, недовольныйсмещением Долголенко, слегка бузил. Коллектив Тимофей усмирил — он отлично умелэто делать, — нового директора припугнул, оставил для устрашения одного иззамов, самого жесткого и компетентного, и вечером улетел в Москву, где у негобыли запланированы кое-какие встречи в правительстве и где ждала Катерина, по которойон соскучился, как влюбленный двадцатилетний дурак. И вот теперь, вместо тогочтобы провести с ней вечер, он сидит в офисе и разбирает бумаги!..

Тимофей Ильич откинулся на спинку кресла, котороеинтеллигентно скрипнуло под его весом, потер уставший затылок и набрал номер.

— Кать, это я, — сказал он, когда трубку сняли. — Я еще наработе. Ты как там? Спишь?

— Нет, — ответила жена радостно, и он даже прикрыл глаза отудовольствия — так ему нравилось ее слушать. — А что? Я должна спать?

— Ты должна ждать меня, как и положено приличной жене, иобижаться на меня, если я задерживаюсь. Почему ты не обижаешься?

Иногда он ловил себя на том, что в последнее время егозанимают какие-то совершенно идиотские вопросы. Например, почему она не ворчит,когда он сутками не приезжает домой, и почему не ревнует, когда вокруг негопостоянно толкутся разного рода дамы — от кинозвезд до мелких певичек, жаждущихего денег, власти, влияния.

— Я обижаюсь, Тим, — успокоила его Катерина. — Ты приедешь,и я сразу начну бить посуду. Подходит?

— Тогда я уже выезжаю. — Он покосился на бумаги, разложенныена шикарном столе красного дерева. Может, взять их домой и посмотреть, когдаКатька уснет? — Привезти чего, Кать?

Это тоже был совершенно новый вопрос, из новой жизни.Тимофей едва научился его произносить. На него работал целый штат слуг — отгорничной и до повара экстра-класса, но Катерина все переиначила по-своему.

“Тоже мне мистер Рочестер нашелся, — сказала онапрезрительно. — Нас всего двое, и нам не нужен целый дом прислуги”.

“Как хочешь, — согласился он осторожно, понятия не имея отом, кто такой этот самый мистер Рочестер, — только смотри не переусердствуй”.

Он очень боялся, что ей надоест его дом, хозяйство и он сам…

— Апельсинов, — сказала Катерина, и Тимофей понял, чтоотвлекся. — Привези апельсинов, если поедешь мимо магазина. Только не устраивайтам выход государя императора из царского поезда на перрон в городе Таганроге.

Он засмеялся.

Была с ним такая история. Он напугал до смерти полмагазина“Детский мир”, куда заехал, чтобы купить игрушку Катерининой племяннице Саньке.

— Ладно, не буду, — пообещал он. — Пошлю за апельсинамиЛешку.

Так звали охранника.

— Я жду, Тим. Правда, приезжай скорее, ночь на дворе…

Он положил трубку и тяжело поднялся из кресла. Пожалуй, онне возьмет домой бумаги. Уже почти двенадцать, а в восемь он вернется наработу. Он не будет читать их дома, они вполне могут подождать до завтра.