– Кстати, ваша Ирочка не обиделась, что вы бросили еесегодня и отправились развлекаться?

– Надеюсь, что нет. После нашей с вами вчерашней прогулкиона немного погрустила, поняв, что здесь ей не обломилось, но сегодня утром онаприсмотрела очень симпатичного курортника из соседнего дома, так что вечер,который я ей освободила, она проведет с толком. У нее, вообще-то, отличныйхарактер, легкий, уживчивый, и хозяйка она прекрасная. Повезет кому-то!

– Что-то долго никому не везет, – с шутливым сомнениемпроизнес я. – Сколько ей лет?

– Двадцать шесть. Она моложе меня. Я так понимаю, вы плавноподбираетесь к вопросу о моем возрасте?

– Таня!

– Да бросьте вы, Дима, я женщина без комплексов. Если ваминтересно, давно бы уже спросили и не мучились.

– Считайте, что я спросил.

– Мне тридцать четыре.

– Не может быть! Правда, тридцать четыре?

– Правда. А что вас смущает?

– У вас такая кожа гладкая… Я бы больше двадцати восьми недал.

– Димочка, вы прелесть. Кожа у меня гладкая потому, что ятолстая. Вот и весь секрет.

– Таня! Ну что ж вы меня все время ставите в неловкоеположение!

– Да почему же? Да, я толстая, ну и что мне теперь,повеситься из-за этого? Или делать вид, что я – юная газель, а все, кто видитмою полноту, просто дурно воспитанные хамы, лишенные чувства прекрасного?

– Тетя Таня, – внезапно вмешалась Лиля, которая до этогомолча шла рядом, держа меня за руку. – А почему вы зовете папу Димой?

– Потому что в полном имени Владислав есть буквы «Ди», итвой папа мне разрешил звать его Димой, – объяснила Татьяна.

– Понятно, – сказала Лиля и снова умолкла.

Благодаря ее вмешательству разговор на опасную темувнешности можно было свернуть. Я всегда боялся таких обсуждений. Станешьговорить правду – окажешься невежливым, станешь хвалить и говорить комплименты– есть риск, что дама примет все за чистую монету и твои джентльменские охи иахи будут восприняты чуть ли не как признание в любви.

– Танечка, я вот о чем подумал. Если вы завтра собираетесьваять свою «нетленку», может быть, вы позволите оставить с вами Лилю? Мне нужносходить в одно место, и я не хочу таскать ее с собой. У меня появиласьвозможность выяснить, почему Ольга Доренко опоздала на пресс-конференцию.

– Конечно, Дима, о чем разговор. Не беспокойтесь, Ира пойдетна пляж, а мы с Лилей посидим в саду. Кстати, Лиля, когда придем домой, напомнимне, пожалуйста, чтобы я поставила аккумулятор на подзарядку, а иначе намзавтра придется вместо сада сидеть в комнате и включать компьютер в сеть.

– Хорошо, тетя Таня.

Да, мой ребенок многословием не страдает. Иногда язадумываюсь над тем, что же происходит в ее кудрявой головке, когда она молчит?Какие мысли там рождаются? Какие вопросы, которые некому задать, потому чтородителей вечно нет рядом? Какое впечатление на нее производят прочитанныекниги? Что она понимает, слушая разговоры взрослых?

Возле нашей калитки стояла Ирочка с каким-то бородатым седымтипом в дорогих очках. По ее лицу стало понятно, что вечер не прошел впустую:она наконец нашла себе объект для курортного флирта. Ну и слава богу.

* * *

Наутро я покормил Лилю завтраком, сдал ее с рук на рукиТатьяне и отправился навещать Николая Федоровича со странной фамилиейВернигора. Это для него Ольга Доренко везла из Москвы небольшую посылочку откаких-то дальних родственников.

Судя по адресу, жил Николай Федорович не очень далеко, и я действительнодошел до его дома минут за двадцать. Домик был кукольно-красив и ухожен,покрашен в белый и красный цвета, и сразу было видно, что хозяин – человек снормально устроенными руками, которые растут из того места, из какого надо.

Я вошел в калитку, поднялся на крыльцо и подергал ручкудвери. Заперто. Обошел вокруг дома, заглядывая в окна, но хозяина не обнаружил.Поиски Николая Федоровича в саду успеха тоже не принесли. Я решил ждать. Вконце концов, пожилой человек далеко уйти не мог, тем более с утра пораньше. Вкрайнем случае, отправился на базар и вернется в течение часа.

Я уселся за стол под навесом, точь-в-точь такой же, как водворе нашего дома на Первомайской, с удовольствием закурил и принялсяразглядывать растущие вокруг деревья. Так прошло минут сорок.

– Молодой человек, – послышался женский голос сулицы, – вы случайно не Юрий?

– Нет, я не Юрий, – ответил я.

И кто же этот Юрий, интересно знать? Сын? Тогда почемусоседка не знает его в лицо? В первый раз приехал из другого города?

– Вы не муж Леночки? – продолжала допытыватьсянастырная соседка.

– Нет. Я не муж Леночки. Я просто жду Николая Федоровича. Поделу.

Женщина подошла ближе и остановилась, ухватившись руками зазабор.

– Разве вы не знаете? – спросила она каким-тоизменившимся голосом, и мне сразу стало не по себе. Похоже, мой пацан скрылышками запустил свои пухлые пальчики в барабан и уже тянет наружу билетик,на котором написано слово, которое я очень не люблю.

– Что я должен знать?

– Николай Федорович умер.

– Когда?!

– Вчера. Мы вчера же телеграмму отбили в Мурманск, там егодочка живет, Леночка, она замужем за подводником. Я вот и подумала, что, может,это они уже прилетели. А вы кто же будете?

– Так, никто. Зашел узнать кое-что, да, видно, не судьба. Авы здесь рядом живете?

– Через два дома.

– Вы хорошо знали Николая Федоровича?

– Ну как… – Женщина пожала плечами. – По-соседскиходили друг к другу, если одолжить что надо, и вообще… Николай Федорович водиночестве не скучал, компанию не искал. Все чем-то занят был. И по хозяйствусам управлялся, он ведь давно уже вдовец.

– Отчего же он умер? – спросил я.

– Да отчего старики помирают? От старости. Сердце, врачсказал, остановилось. Ему ведь уже за семьдесят было, чего же удивляться.

– А когда похороны?

– Ждем, когда дочка с мужем прилетят. Николая Федоровича вморг отвезли, так что как только дети приедут – так сразу и похоронят. Ой,молодой человек, а вы очень торопитесь?

– Да нет, куда мне торопиться, я на отдыхе.

– Знаете, я вас вот о чем попрошу. Мне надо в поликлиникусбегать на процедуры, может, вы посидите здесь, покараулите, вдруг Леночка сЮрой приедут. Так-то я каждые десять минут в окошко выглядываю, чтобы их непропустить. У них ведь даже ключей от дома нет, приедут усталые, с вещами, ибудут тут мыкаться, не знать, куда приткнуться. Я, конечно, записку вчера ещенаписала и к двери приколола, что, мол, ключи в доме номер шестнадцать, но ясмотрю, вроде нет уже записки.