Она близоруко прищурилась и стала вглядываться в то место,где, по ее разумению, должна находиться записка. Но я уже подходил к двери,поэтому точно знал, что никакой записки там не было.

– Ну что за люди, вот скажите вы мне, что за люди, –принялась она причитать, – ну кому нужна эта записка? Так нет ведь,сорвали, назло, чтобы другим напакостить. Так вы посидите? Если что – ключи уменя дома, шестнадцатый номер, вам сын отдаст.

– Посижу, посижу, – успокоил я заботливую соседку.

– Я мигом. Только процедуры приму – и сразу назад.

Женщина торопливо удалилась, а я остался сидеть во дворе, ив голове у меня была полная сумятица. Умер человек, который, по моим расчетам,должен был рассказать мне, что лежало в пропавшем неизвестно куда фиолетовомпакете с желтыми ручками. И еще он должен был мне рассказать, почему Ольгаопоздала, возвращаясь из его дома в гостиницу. Может быть, она говорила ему,куда еще собиралась зайти? А может быть, она ходила куда-то перед тем, какпринесла посылку Николаю Федоровичу, и вполне возможно, кое-что об этомговорила. А может быть, что-то задержало ее здесь, в этом доме. В любом случае,теперь мне этого уже не узнать. А я так надеялся…

Из задумчивости меня вывел ломающийся басок, принадлежавшийпареньку лет восемнадцати-девятнадцати.

– Здрасте. Вы случайно не из милиции?

Вопрос меня озадачил. Случайно я был из милиции, и неслучайно тоже. Но стоит ли это афишировать?

– Нет пока, – отшутился я. – Я из дома. А что?

– Жалко, – непритворно огорчился паренек. – Ядумал, что вы из милиции.

– А в чем проблема?

Мне стало интересно. Может быть, ответы на мои вопросы ходятгде-то рядом?

– Если бы вы были из милиции, вы бы мне дом открыли. Мнеочень нужно.

– А ты родственник, что ли?

Но парень не ответил. Вместо этого он быстро подошел кодному из окон, деловито осмотрел раму и вернулся к столу.

– Понимаете, у деда Николая осталась кассета, которую я емудавал. Она чужая, ее нужно вернуть. Он же ее только на три дня брал.Там, – он неопределенно мотнул головой, – уже ругаются, требуют иликассету вернуть, или деньги платить.

– Что за кассета?

– «Заложник №1», американский боевик.

– А что, Николай Федорович боевиками увлекался? Да ты сядь,в ногах правды нету.

Парень сел за стол напротив меня и покосился на лежавшуюрядом пачку сигарет.

– Можно сигаретку у вас взять?

– Бери. Тебя как зовут?

– Леня.

– Так что, Леня, насчет боевиков?

– Дед Николай их с удовольствием смотрел, всегда спрашивал,что новенького есть. Я в прокате видеокассет работаю, – пояснилЛеня. – Дед пожилой уже был, так я кассеты ему домой носил, чтобы емулишний раз не ходить. У нас с ним договоренность была: как что новенькоепоявляется, я хватаю и приношу, он посмотрит первые пять минут и сразу говорит,будет он это брать или нет. Знаете, он плохой фильм от хорошего мог по первымкадрам отличить. Говорил, если в фильме есть настроение, если его мастер делал,то это уже по одним только титрам понятно, по графике и музыке. Ну вот, если онфильм оставлял, то платил за прокат.

– А если не оставлял, то платил за хлопоты? – понимающеспросил я. Не с луны же я свалился, чтобы поверить, что современный юноша будетза просто так и чистосердечное спасибо бегать к пенсионеру с кассетами подмышкой.

– Ну… – парень так явно смутился, что мне и самому сталонеловко. – А что в этом такого?

В его голосе зазвучал вызов, и я испугался, что контактсейчас разрушится.

– Ничего, все нормально, – поспешил я успокоитьего. – А если ты приходил, а его дома не было? Тогда как?

Вопрос попал в цель. Видимо, об этом и хотел заговоритьЛеня, но не знал, как подобраться к теме.

– У него на одном окне стоит такая хитрая щеколда, которуюможно было снаружи открыть, а потом закрыть. Кто не знает – ни в жизнь недогадается. Дед мастер был на такие штуки, он же всю жизнь в военной разведкепроработал.

– Да ну?

– Да. А вы не знали? В общем, у нас уговор был: если егодома нет, я окошко открываю, кассету кладу на стол, он в комнате как раз подокном стоит, щеколду закрываю и ухожу. На другой день прихожу, и, если, кпримеру, его опять нет, снова окно открываю, а на столе или деньги лежат, иликассета.

– Лихо вы придумали, – похвалил я. – А ты небоялся, что дед Николай тебя надует?

– Это как? – нахмурился Леня.

– А вот так. Посмотрит себе в полное удовольствие фильм, аназавтра вернет тебе кассету, дескать, плохой фильм, не понравился, смотреть небуду.

– Да что вы, – рассмеялся он с явнымоблегчением. – Вы не знаете, как дед Николай фильмы смотрит. Он сначаладва раза просматривает фильм целиком, а потом начинает его изучать по кусочкам.Кадры останавливает, назад прокручивает, замедление делает. Каждый боевойэпизод рассматривает, как под микроскопом. Особенно войсковые операции. У негона один фильм не меньше недели уходит.

Парень говорил о Николае Федоровиче в настоящем времени,видимо, еще не свыкшись с его скоропостижной смертью. Да, любопытной личностьюбыл Николай Федорович Вернигора. Военный разведчик в отставке, он и на склонелет не утратил интерес к профессии, которой посвятил всю свою жизнь. Наверное,он был интереснейшим собеседником, немудрено, что Ольга могла засидеться у негов гостях, заслушавшись его рассказами, особенно если он затрагивал и чисто«киношные» вопросы: как снято, что правильно, что неправильно, что удалось, чтоне удалось и так далее.

– Я, собственно, – подал голос Леня, – подумал,что…

Я уже и без того знал, о чем он подумал. Он хотел открытьокно и взять свою кассету. Между прочим, ничего плохого в этом не было.

– Леня, это нехорошо, – лицемерно сказал я. –Давай дождемся дочку Николая Федоровича, она должна не сегодня-завтраподъехать, и с ней ты все вопросы решишь.

– Да ничего я с ней не решу! – в отчаянии воскликнулон. – Вы думаете, ей до меня будет? Она же отца хоронить приедет, а я сосвоей кассетой… А так вы свидетелем будете, что я ничего не возьму, толькокассету. В случае чего, подтвердите, что я ничего не украл.

– Ладно, – неожиданно согласился я. – Валяй,открывай свою хитрую щеколду. Вводишь ты меня в грех на старости лет, ей-богу.

– Спасибо!

Леня обрадованно вскочил. Я даже не успел заметить тобыстрое движение, при помощи которого он открыл окно. Видно, операцию эту онпроделывал неоднократно и как следует натренировался.

– Ну что, полезай теперь, пока никто не видит.