— Иннокентий, а как же обед?

Он улыбнулся еще лучезарней и вошел в дом, Мышильда,подмигнув мне, последовала за ним, а я, воспользовавшись тем, что все собралисьна кухне, извлекла из машины рюкзак, прошла с ним на пустырь и бросила его вподпол. Вымыла руки и отправилась обедать.

Ели без удовольствия (я имею в виду себя и сестрицу), жаждадеятельности прямо-таки нас распирала, тратить время на такую ерунду, как еда,попросту не хотелось. Мы то и дело переглядывались с Мышильдой, видя нетерпениев глазах друг друга. Однако наши сотрапезники ничего не должны были заподозрить,оттого вскакивать и бежать сломя голову на пустырь мы не решились, сиделиспокойно, жевали сосредоточенно и охотно поддерживали разговор. Впрочем, обедвеселым не получился. Евгений смотрел в угол, томясь и стыдясь одновременно,Михаил Степанович был тих и кроток, и только Иннокентий болтал за троих. ТоскойЕвгения я прониклась только к концу обеда: на столе отсутствовала заветнаяполлитровка. Хозяин уже несколько превысил оговоренную плату за постой, апросить, как видно, считал неприличным. Михаил Степанович в свете утреннихсобытий ни на какие решительные действия отважиться не мог. Оттого-то оба имаялись.

Мышильда стала мыть посуду, а я выдала Евгению средства наприобретение поллитры, сказав:

— Вечерком посидим, отдохнем…

Евгений благодарно кивнул и тут же исчез за дверью, из чегоя мудро заключила, что до вечера поллитровка не доживет, следовательно, Евгенийс Михаилом будут заняты, Иннокентий продолжит разыскания, а мы без помехзаймемся подвалом.

Заняв мужчин, мы отправились на пустырь. ПредусмотрительнаяМышильда прихватила пластиковую бутыль с водой. Мы чувствовали себяпервопроходцами неизведанных земель или первоклашками, впервые приехавшими наканикулы в лагерь. В общем, были возбуждены и жаждали приключений. Я закинулаза плечи рюкзак, а Мышильда открыла дверь. Оглянулась, подмигнула мне ирешительно шагнула вперед. Надо отдать ей должное: несмотря на худосочность инеказистость, сопровождаемые повышенным ехидством, сестрица отличалась поистинегеройской отвагой. Насколько мне известно, всерьез она боялась толькотараканов. Боязнь эта зародилась в детстве, и, каюсь, не без моего участия.Мышильда как-то отдыхала на крыльце бабушкиного дома, попросту дрыхла, каккошка, развалясь на солнце. Перед этим она смогла своей ядовитостью и буйнойфантазией по части придумывания прозвищ довести меня до белого каления. И тогдамною у соседского мальчишки за рубль десять копеек был приобретен крупныйтаракан в спичечном коробке. Сунув насекомое Мышильде за пазуху, я с воплем:«Таракан, таракан!» — бросилась в дом. Несчастная Мышильда вскочила и увидела,как жуткого вида усач на приличной скорости появился из рукава ее платья.Закатив красные глазки, сестрица незамедлительно рухнула на ступеньки, к моемуглубокому удовлетворению. Правда, за удовольствие видеть поверженную Мышильдупришлось заплатить: часа четыре я простояла в чулане, без всякого любопытстваразглядывая угол.

Итак, отважная Мышильда, подмигнув мне, шагнула в темноту итут же вскрикнула. Я выбросила вперед руку и успела ухватить ее за футболку,чем спасла сестрицу от падения.

— Вроде там ступенька, — виновато сказала она, а ясунула ей фонарь и наставительно заметила:

— Спешить нам некуда.

Луч фонаря высветил каменную кладку потолка. Место, куда мыпопали, совершенно не походило на подпол, скорее на подземный ход. Довольноширокий возле двери, он резко сужался и терялся в темноте. С удовлетворением яотметила, что подземный ход, или подвал, или что бы там ни было, строили люди спонятием: я вполне могла стоять здесь в полный рост.

— Надо закрыть дверь, — напомнила яМышильде. — Посвети, здесь где-нибудь должно быть приспособление.

Приспособление мы так и не нашли, зато могли похвастатьсянаходкой покруче. Луч фонаря высветил стену, скользнул вниз, и мы увиделиисточник жуткого могильного запаха. На полу, лицом вниз, лежал человек, точнее,то, что от него осталось.

— Господи, спаси и помилуй, — ахнула я, ищаглазами угол, глядя на который могла бы перекреститься. Углы тонули в темноте,и я осенила себя крестным знамением, глядя на свой пупок.

— Да закрой дверь-то, — прошипела Мышь.

Наплевав на рычаги, я ухватилась за дверь и кое-как прикрылаее. Мышильда склонилась над трупом, осветив его фонарем. Зрелище, скажу я вам,было крайне неприятное. Для меня. Захотелось на свежий воздух, однако сестрицаприсела на корточки и с энтузиазмом продолжила изучение, а ударить передхудосочной Мышильдой в грязь лицом мне не хотелось, оттого я тоже присела, ностаралась смотреть куда угодно, только не на труп у своих ног. Точнее, намумию. До сей поры мумий я не видела, но теперь поняла, что так должнавыглядеть мумия.

— Как думаешь, давно он здесь? — спросила ясестрицу. Воображение услужливо рисовало несчастного узника, день за днеммедленно умиравшего в каменном мешке.

— Несколько месяцев, — ответила Мышь. — Годили чуть больше.

Тут и я сообразила, что средневековым узником наш труп бытьне может, одежда на нем сохранилась очень хорошо, а одет он был в темнуюфутболку, ветровку, черные джинсы и кроссовки «Пума».

— Это что же выходит? — возмутилась я. —Кто-то нам свинью подложил, сунув труп в наш подвал?

— Дай-ка перчатки, — деловито сказала Мышильда. Суважением к ее отваге и даже с некоторой фамильной гордостью я протянула ейрезиновые перчатки. — Свети, — приказала сестрица и стала обследоватьтруп.

Я светила, продолжая смотреть в темноту. Видеть труп у своихног по-прежнему не было никакого желания. Длилось это довольно долго, наконецМышильда выпрямилась и сказала:

— Не похоже, чтобы его убили. По крайней мере ничего,указывающего на насильственную смерть, я не обнаружила. Хотя его могли,например, отравить. А вот лодыжка у него сломана. Так что самостоятельно онсюда спуститься не мог.

— Выходит, кто-то запер его здесь…

— Дверь была открыта.

— А может, ее нельзя с этой стороны открыть?

— О Господи, — ахнула Мышь, и мы сосредоточилисьна двери.

Дверь открывалась крайне просто, стоило только потянуть заручку. Мы ее открыли, потом закрыли и пришли к выводу, что ничего похожего насложный механизм не существовало. Дверь была замаскирована из подвала, потомулишена ручки и снабжена рычагом, который отодвигал засов, находившийся состороны подземелья. Отсюда же засов открывался и закрывался вручную исовершенно свободно. Так что человек, то есть труп, когда не был трупом, моглегко покинуть подвал. Но раз он тем не менее лежал здесь, напрашивался вывод,что не мог.