Утолив интерес к двери, мы вернулись к трупу, точнее,вернулась Мышильда. Она тщательно обследовала одежду и извлекла из карманов рядинтересных вещей: бумажник свиной кожи, связку ключей, еще ключ, по видукакой-то диковинный, клочок бумаги с началом фразы: «Боцман, был Мотыль…» —далее весьма неразборчивое слово. На шее трупа красовалась золотая цепь скрестиком. Цепь и крест Мышильда не тронула. Хоть она и язва, но понятие имеет.

— Всем этим займемся в более подходящем месте, —заявила сестрица, — а сейчас глянем, куда ведет этот ход.

У меня возникли вопросы, но лезть с ними я повременила, и мыпошли по сужающемуся проходу.

Метров через десять мне пришлось согнуться, а затем и вовсевстать на четвереньки. Фонарь я повесила на шею и с напряжением вглядывалась втемноту, однако очень скоро впереди забрезжил дневной свет, я выключила фонарьи вскоре смогла убедиться, что впереди точно был выход на поверхность —довольно большая дыра, забранная решеткой.

— Что тут? — спросила Мышильда, высунув головуиз-под моего локтя.

— Выход, — ответила Я, хотя сестрица дурой не былаи уже сама сообразила, что перед нами.

Решетка закрывалась на засов. Я легко отодвинула его,решетка, оказавшаяся дверью, открылась, я первой вывалилась на пологий речнойсклон. Мышь, щурясь на солнце, отряхивала спортивные штаны. Я обернулась ивнимательно посмотрела на то место, откуда мы только что выползли. Хотя егоникто особенно не стремился замаскировать, разглядеть дыру было деломнепростым. Холмик, рядом с которым росли кусты ивы, где-то по соседству билключ, серебрясь в траве узкой полоской, трава выглядела свежей и сочной, подногами чавкало. Случайно набредя на эту дыру с решеткой, я бы решила из-заблизости реки, что это какое-то гидротехническое сооружение: например, труба,проложенная для слива воды во время половодья, или еще что-нибудь в этом роде.Вновь открыв решетку и оглядев каменные плиты пола, я обнаружила на них большоеколичество речного песка и покосилась на реку: в половодье ход, безусловно,заливает водой. Этим своим наблюдением я поделилась с сестрицей.

— Да, — согласно кивнула она, — может,поэтому покойник и не смог выбраться из тоннеля.

Мысль показалась мне интересной.

— Что ж, — вздохнула я, вдоволь налюбовавшись идырой, и решеткой. — Отправимся назад?

— Ну уж нет, — покрутила головой сестрица. —Пойдем лучше поверху. Здесь всего-то пять шагов.

Пять не пять, но дом Евгения Борисовича в самом делевиднелся неподалеку, сверкая на пригорке крышей из оцинкованного железа.

— Давай бумажник проверим, — предложила я. Вбумажнике оказались деньги, несколько сотен рублей и десять стодолларовыхкупюр, водительское удостоверение и паспорт на имя Краснова Ивана Петровича, иеще один паспорт на имя Тулина Ивана Павловича. Причем с фотографий в обоихпаспортах на нас сурово смотрело одно и то же лицо.

— Не хило, — заметила я, почесав за ухом.

— Не хило, — задумчиво повторила сестрица,согласно кивая, а потом задала вопрос:

— Кому могут понадобиться два паспорта?

— Жулику, — не раздумывая, ответила я.

— И я так думаю. Жулику, бандиту — как ни назови, вобщем, лицу, находящемуся не в ладах с законом.

— Ага, — сказала я, уже поняв, куда клонитсестрица.

— Если речь идет об убийстве, — продолжилаона, — а ничто, как я уже сказала, на насильственную смерть не указывает,кроме сломанной лодыжки, которую он и сам мог сломать, так вот, если все-такиречь идет об убийстве, то для убийцы логичнее прихватить документы, чтобы трупбыло сложнее опознать.

— А также взять деньги, — подсказала я.

— Точно, — согласилась Мышь. — Из этого мыболее-менее уверенно можем сделать вывод, что скорее всего имеем дело снесчастным случаем.

— Думаешь, он залез в наш подвал в поисках сокровищ?

— Имея в бумажнике два паспорта и тысячу баксов и забыввзять фонарь? — съехидничала Мышь.

— То, что деньги целы, наводит на мысль о том, что мыпервые, кто его обнаружил.

— Точно, — вновь кивнула Мышильда.

— Что ж, теперь главное, — сказала я, стараясь выглядетьсовершенно равнодушной. — Звоним в милицию?

Сестрица заметно скривилась:

— Обязаны.

Я не могла не согласиться с этим и стала с тоскойпоглядывать на небо.

— Если заявим… — начала она.

— Обязаны, — влезла я, а Мышильда продолжила:

— Тогда прощай сокровища. По крайней мере, надлительное время. Будет следствие, и никто нам здесь вертеться не позволит.

— Да, — грустно согласилась я. Теперь сокровищаказались совершенно реальными, и, похоже, до них было рукой подать. Однакорешать, конечно, сестрице.

— Лежал он там и еще немного полежит, —нахмурившись, вдруг очень решительно заявила она. — Как закончим с кладом,так и сообщим. Ничего с покойником не сделается.

Корыстолюбие Мышильды вызвало у меня легкий шок, а вместе стем бурную радость, ибо прекратить сейчас поиски было свыше моих сил. Как можновдруг все бросить, когда приключение привалило, да такое, что не с каждымслучается: клад, подземный ход, а теперь еще и мумия.

— Спиши его данные, а бумажник положим на место.

— С деньгами? — спросила я и, увидев лицо Мыши,устыдилась. Свистнуть вещественные доказательства при всей своей алчности онане могла, а между тем нуждалась и даже бедствовала. Что-то я в сестрицепроглядела, если бы не вредность, она вполне могла бы считаться неплохимчеловеком.

Я легонько потрепала ее по плечу, делая вид, что стряхиваюгрязь, взглянула со вздохом на крышу дома Евгения Борисовича и решила огорчитьМышильду, несмотря на то что ее поведение вызвало во мне уважение.

— Возвращаться придется подземным ходом. Решетку надозапереть, не ровен час, влезет кто-нибудь и заприметит нашу находку. Далее,надо вернуть вещи покойнику и запереть дверь из подвала. К тому же, если мысейчас поплюхаем к дому со стороны реки, да еще с рюкзаком, нас кто-нибудьнепременно заметит.

Мышильда выслушала меня, подумала и кивнула. Сестрица сфонарем на шее полезла первой, а я с рюкзаком двинулась за ней. Щеколду нарешетке я задвинула, дабы обезопасить подземный ход от непрошеных гостей.