— Я думаю, что быть хорошим человеком важнее, чем хорошим барристером, — мягко заметила Элизабет, памятуя об их предыдущем разговоре и чувствуя в его словах боль. Эмили, вряд ли полностью понимая сказанное, тем не менее не отходила ни на шаг.

Его кулаки разжались. Он наконец посмотрел на Элизабет, и она, пусть с пылающими щеками, все же выдержала его взгляд. Зато потом оказалась вознаграждена коротким, но совсем уже не холодным поклоном.

— Я попросил Джозефа устроиться на одну из фабрик Мортона под видом рабочего, — уже заметно спокойнее, хотя и все еще с ощутимым чувством вины продолжил мистер Рид. — Он продержался четыре дня, насобирав мне таких подробностей, от которых кровь стынет в жилах. Нам надо было вовремя остановиться, но Джозеф — горячая голова — рвался за новыми доказательствами. На вспыльчивости и погорел. Вызволять его пришлось с помощью полиции, и лишь имя его отца позволило нам не опоздать. Газетчики, разумеется, не оставили такое событие незамеченным. Если б мог, тут же увез бы Джозефа из Глостера, но из госпиталя его выпустили лишь позавчера, и спустя сутки мы вернулись в Кроукомб. Пока размещались, пока ждали местного доктора…

— У вас ссадина возле глаза, — неожиданно сообщила Эмили, очевидно, в отличие от старшей сестры, без всякого стеснения рассматривавшая собеседника. — Это вы Джозефа спасали?

Элизабет хотела было одернуть сестру, напомнив, что для таких дел существует полиция, однако мистер Рид усмехнулся и с каким-то мальчишеским смущением потер висок.

— Ничего от вас не скроешь, мисс Эмили, — сказал он. — Спасал. Он мой хороший друг, и оставить его, даже полагаясь на полицию, я не мог.

Эмили как-то вызывающе посмотрела на Элизабет, потом протянула мистеру Риду руку. Тот недоуменно, но без малейшего промедления ее пожал.

— Я тоже хочу быть вашим другом, мистер Рид! — заявила она. — Обещаю, что, когда разыщу крылатого коня, первым делом познакомлю его с вами!

— Почту за честь, мисс Эмили! — улыбнулся мистер Рид, и Элизабет невольно отметила, как красит его естественная улыбка. Прячет суровость, изгоняет холодность, делая негаданно близким и понятным. Таким, что вдруг тоже захотелось поднять руку, дотронуться до почти зажившей ссадины, избавляя от последней боли, прошептать нежные утешающие слова…

Ох!..

Элизабет тряхнула головой, отгоняя проказливые мысли. Откуда они вдруг взялись? Откуда это восхищение совершенно посторонним мужчиной, с которым они знакомы всего ничего? Даже если мистер Рид трижды просил у Томаса Уивера ее руки, на деле он вел себя так, будто не только не испытывал к избраннице нежных чувств, но и вообще терпел ее исключительно из уважения к ее отцу. Или папа неправильно его понял: все-таки из-за последних событий он был сам не свой и мог принять почудившееся за действительное? Или мистер Рид что-то задумал, а Элизабет не смогла разгадать его хитрость?

Вот только желание голословно обвинять этого человека исчезло вместе с его рассказом о неведомом Джозефе. Быть может, потому что наконец-то появился свидетель, способный пролить свет на истинную сущность Энтони Рида. Быть может, совсем по другой причине…

Они остановились на деревянном мостике, перекинутом через узкое место заросшего пруда. Эмили, распорядившись ждать, пока она не проверит, не спят ли птенцы, умчалась в сторону птичьей беседки. Элизабет облокотилась на перила и в борьбе с еще одним приступом смущения принялась считать кувшинки.

— У вас чудесный сад, мисс Уивер! — мистер Рид присоединился к ней, расположившись, однако, на почтительном расстоянии. Элизабет бросила короткий взгляд на его стиснутые руки и почему-то решила, что он испытывает не меньшее замешательство, чем она. — Тут можно гулять днями напролет и все время находить что-то новое.

— Ребенком я так и делала, — отозвалась Элизабет. — А потом стала предпочитать Квантование холмы. Не лукавьте, мистер Рид, ведь они куда красивее нашего сада.

— Вряд ли их можно сравнивать, — резонно отозвался тот. — Сад прекрасен сам по себе, а холмы…

— За садом ухаживает почти десяток садовников, — зачем-то решила поспорить Элизабет. — А холмы — это чудо природы, и я уверена, что никакие человеческие умения не сравнятся с ней в искусстве поражать воображение.

Мистер Рид чуть помолчал, и Элизабет успела было подумать, что обидела его своим вмешательством, однако он тут же развеял ее сомнения.

— В искусстве поражать воображение с вами не сравнится ничто на свете, — негромко, но очень проникновенно произнес он, и Элизабет, едва согнавшая краску с щек, почувствовала, что им снова становится жарко. Вот только можно ли было считать это комплиментом? Или мистер Рид намекал на ее неожиданную кротость после откровенной грубости?

Или…

…пытался объяснить свое неожиданное сватовство?

А Элизабет не понимала, злится ли она на него или хочет подтверждения отцовскому заявлению.

— Прошу простить, если вам неприятны мои слова.

Элизабет чуть вздрогнула, поняв, что за своими размышлениями так и не ответила мистеру Риду. Да что с ней такое? Уж в способности вести беседы на самые разные темы ей не было равных. Но мистер Рид умудрялся постоянно сбивать ее с толку и обращаться не к своим мыслям, а к своим чувствам. А в тех нынче царила полная неразбериха.

— Папа рассказал мне, какую услугу вы ему оказали, — произнесла она, не в силах достойно ответить на обе его предыдущие фразы. — Наверное, для вас это неважно, но я не могу не выразить вам своей признательности за помощь! Если бы не вы, боюсь, папа не перенес бы такого удара.

Мистер Рид повел плечами.

— Не стоит: поверьте, я не сделал ничего особенного, — снова предельно ровно отозвался он, а у Элизабет в груди промелькнула горечь от того, что она испугалась саму себя и сменила тему. — Мистер Уивер — очень порядочный человек, чрезвычайно дорожащий своей репутацией. Это, к сожалению, иногда играет против него. Тот, кто решил его оклеветать, рассчитывал вовсе не на тюремный срок: доказать, что обвиняемый в момент совершения преступления находился далеко от королевских конюшен, не составило бы труда и первогодке. Преступник был уверен, что мистер Уивер сам себя казнит. И почти не ошибся.

Вот теперь Элизабет вздрогнула по-настоящему и не помня себя вцепилась мистеру Риду в рукав сюртука.

— Вы знаете, кто это? — воскликнула она. Он покачал головой, и Элизабет в отчаянии выдохнула. Отвернулась в сторону, старясь овладеть собой, и вдруг ощутила, что мистер Рид ласково накрыл ее пальцы своими.

— Не волнуйтесь, мисс Уивер, уверен, совершив такую промашку, злоумышленник затаится хотя бы до конца расследования, потому что понимает: любое неосторожное действие может его разоблачить. А я сделаю все возможное, чтобы найти его раньше, чем он сделает новую попытку. Поверьте, для меня это дело чести, и я не отступлю, чего бы мне это не стоило!

Элизабет не обратила внимания на его последнюю фразу, лишь на обещание оградить ее отца от новых неприятностей. Уже третий человек, включая самого пострадавшего, говорил о том, что источником возникших в их семье проблем было чье-то желание уничтожить Томаса Уивера, но только один из них взял на себя ответственность за его безопасность. И это был именно тот, от кого Элизабет меньше всего могла бы ожидать заинтересованности.