Ее занимало абсолютно все: странной формы трещина у дверного косяка, потертости на подсвечниках, темные прямоугольники на стенах, где раньше, вероятно, висели картины, даже подоплупившаяся лепнина. Мало-помалу она обошла холл по периметру и, так как мистер Рид все еще не возвратился, проскользнула в переднюю. Тут, само собой, было куда как меньше любопытного, а потому Эмили сама не заметила, как добралась до гостиной и медленно, боком, пошла вдоль стены, поглощенная больше рождающейся на ходу историей о первых жильцах Кловерхилла, нежели особенностями их быта, а потому остановилась только тогда, когда уставилась в зеленоватые глаза под белесыми, сердито сдвинутыми бровями.

Вздрогнула, отпрянула, да так и плюхнулась в стоявшее прямо позади нее кресло.

Напротив полулежал на софе светловолосый юноша с перебинтованной ногой.

Его лицо было молодой копией завсегдатая первой полосы «Таймс», и Эмили ни на секунду не усомнилась, что перед ней тот самый Джозеф Нортон, в гости к которому она рвалась с такой настойчивостью.

— Мисс Эмили Уивер, я так полагаю? — недовольно поинтересовался Джозеф. — Можно узнать, что столь увлекательного вы прочитали на обоях Кловерхилла? Может, прежние хозяева написали на них исчезающими чернилами оду Квантоку? Или оставили зашифрованное послание тем, кто решит искать здесь сокровищницу?

Если он рассчитывал задеть ее такими словами, то все вышло совершенно наоборот. Только такой же мечтатель, как она, мог придумать подобное объяснение ее поведению. Любой другой заподозрил бы в попытке воровства или еще какой злоумышлии.

— Искала, где могут скрываться привидения, — дружелюбно отозвалась Эмили. — Мистер Рид утверждал, что при должном везении их можно встретить в любое время. Но кроме тебя я что-то совсем никого не нашла. А ты на фантома ну совсем не похож.

Джозеф фыркнул, однако, кажется, принял ее объяснение.

— Единственное привидение здесь — это Ребекка, — заявил он. — Ходит неслышно, молчит, а то и вовсе днями из спальни не выходит. Вроде не мертвая, но уж точно не живая.

— Ребекка — это горничная? — уточнила Эмили, удобнее располагаясь в кресле. Джозеф мотнул головой.

— Это последняя жена старшего братца Энтони, — объяснил он. — Единственная уцелевшая в плеяде его жертв. Энтони после суда оставил ее в Кловерхилле, думал, она потихоньку оклемается. А она только чахнет, что местный сад.

— Тяжело, наверное, потерять мужа, — сочувственно вздохнула Эмили, однако Джозеф неожиданно обжег ее таким осуждающим взглядом, что ей сделалось не по себе. В памяти всплыли обрывочные рассказы Эшли о странной женской смертности в семействе Джорджа Рида, и предыдущие слова Джозефа обрели страшное объяснение. — Извини, если я глупость сказала, — пробормотала она. — Папа после смерти мамы четырнадцать лет не мог в себя прийти, вот я и подумала…

Джозеф поджал губы, несколько мгновений изучающе помолчав, потом кивнул.

— У меня пять братьев, — зачем-то сказал он. — Я думал, хуже не бывает. А когда мы с Энтони расследовали смерть его брата, там такие подробности вскрылись, что…

— тут он резко замолчал, отвернулся, и Эмили решила, что он сожалеет о своей болтливости.

— Я никому не скажу, — очень спокойно и непонятно доверчиво пообещала она. Джозеф поморщился, несколько раз постучал сжатой рукой по обшивке софы, потом все-таки исподлобья посмотрел на Эмили. — И не буду больше расспрашивать, — добавила она.

— Вообще-то я умею держать язык за зубами, — неловко произнес он. — Братья научили, да и в Итоне поддержали: лишнее слово — и мало не покажется. Меня потому Энтони и взял: ему трепачи в помощниках не нужны. Я, между прочим, три пальцев на ноге лишился, потому что эти уроды не могли заставить меня говорить!

— На фабрике Мортона? — тут же оживилась Эмили, забыв о недавнем обещании.

— Когда тебя мистер Рид выручал?

Джозеф снова насупился: видимо, ему пришлось не по нраву упоминание о том, что его пришлось спасать.

— Мог бы и не раскрывать себя — я бы им все равно ничего не сказал! — с бессмысленным упрямством проговорил он. — А так — только дело запорол.

Эмили задохнулась от негодования.

— Да какое дело, когда речь шла о твоей жизни?! — воскликнула она. — Неужели ты думаешь, что мистеру Риду деньги важнее друга?! Тогда ты очень плохо его знаешь!

— Ты, наверное, сильно лучше в этом разбираешься! — буркнул было Джозеф, однако тут же весь подобрался и будто бы безразлично поинтересовался: — С чего ты взяла, что я его друг? Я просто на него работаю.

— Он сам сказал, — и не подумала скрывать правду Эмили. — И еще прибавил, что потому и не стал полагаться исключительно на полицию, что не мог бросить лучшего друга в беде.

— Мне он такого не говорил, — сдавленно сообщил Джозеф, и Эмили пожала плечами.

— О таком, наверное, и не говорят, — предположила она. — Считают, что и так все понятно.

— Понятно, — повторил он, и вот как раз ей-то было совершенно непонятно, согласен он с ней или нет. В гостиной повисла тишина, и Эмили, чтобы хоть как-то ее разрушить, спросила:

— А почему ты Нортон? У тебя же должна быть совсем другая фамилия.

— Это мамина девичья, — не стал скрывать Джозеф. — Родовая звучит слишком громко, чтобы ее мог носить помощник солиситера.

В его голосе снова послышалась горечь, и Эмили вздохнула, чувствуя, что опять попала впросак. Она потеряно посмотрела по сторонам, вспомнила о принесенных фруктах и бросилась в холл. Подхватила обе корзинки и уже только в гостиной ощутила, что одна из них заметно полегчала. Поставив ту, что осталась прежней, на пол, Эмили заглянула под платок второй и поняла, что яблок и слив в ней стало вдвое меньше.

— Все-таки водятся в Кловерхилле привидения! — торжествующе заявила она, показывая Джозефу полупустую корзинку. — Да еще и не простые, а ворующие фрукты.

Однако тот лишь помрачнел и мотнул головой.

— Прости ее, — напряженно попросил он. — Она девчонка совсем: ее в семнадцать лет родители с рук сбыли, лишь бы джентльмен жениться не передумал.

А джентльмен этот!.. — тут он выдохнул, выхватил из корзинки предпоследнее яблоко и принялся остервенело его грызть, словно опасаясь, что иначе не сумеет замолчать. Эмили задумчиво взяла последнее и покрутила его в руках. Речь, вероятно, шла о Ребекке, и из полученных фрагментов ее беды даже Эмили не могла нарисовать общей картины. Догадывалась лишь, что мистер Джордж Рид был весьма неприятным человеком, из-за которого эта самая Ребекка не желала общаться с другими людьми. По всему выходило, что его смерть была всеобщим благом, а потому Эмили решила больше не думать о нем, а лучше вернуться к происшествию с Джозефом.

— Что там, на фабриках Мортона? — спросила она. — Мистер Рид сказал, что нам с Элизабет не стоит об этом знать…

— Правду сказал, — буркнул Джозеф и посмотрел на перевязанную ногу. — Меня надсмотрщики подвесили над работающим станком и принялись терпеливо ждать, когда у меня кончатся силы и я ноги сам в эту мясорубку суну. Я долго держался и все думал, что должен же хоть кто-то остановить их. Но рабочие даже не оборачивались: для них это зрелище было слишком привычным. Как Энтони узнал — ума не приложу. Но еще полчаса — и я либо истек бы кровью, либо вообще лишился бы ног. Уверена, что хочешь слушать дальше?