Она была открыта, и дверь в кухню тоже. Здоровущий парень вбелой куртке без рукавов посмотрел на меня неодобрительно:

— Дверь запри, бродят туда-сюда. Нашли место…

— А кто сейчас прошел? — не сдержалась я, хотяпрекрасно знала, что дело это не мое, а от чужих надо держаться подальше.

— Сейчас? — нахмурился шеф-повар, — Почем язнаю? Мне только и смотреть, кто тут ходит.

— Ладно, не ворчи, — попросила я и, прошмыгнувмимо, вышла в коридор. Свернула к бытовке и нос к носу столкнулась с Валькой.

— Скандалишь? — спросил он с печалью.

— И в голове не держала. Парень сделал мне предложение,я не смогла его принять, а он страшно разозлился. При чем здесь я?

— Ага. Я так и подумал. Может, стоит сменить работу?

— С какой стати? Мне здесь нравится. И люди такиемилые… — Валька стоял передо мной, сунув руки в карманы брюк, раскачиваясь спятки на носок, и сверлил меня взглядом. — Только не говори, что прибылспециально из-за этой глупой потасовки, — попросила я.

Валька обнял меня за плечи и притянул к себе.

— Пойдем в буфет, выпьем чего-нибудь, раз уж я срединочи сюда приперся.

— Мне на службе нельзя.

— Не смеши, — фыркнул Чижик, и мы пошли в буфет.

Выпили коньяка и закусили лимоном, за этим занятием меня изастал Владимир Юрьевич. Я мысленно чертыхнулась и уставилась в его глаза совсей невинностью, на которую в тот миг была способна. Владимир Юрьевичпоздоровался с Валькой, косясь на меня, и спешно покинул буфет.

— Будет цепляться, скажи мне, — хмыкнул Чижик,глядя в спину моему начальнику, и, похлопав меня по руке, удалился.

— Еще налить? — спросила Зинка-буфетчица.

— Не-а. Хватит.

— Уж что да, то да. Второй день на работе, а уже дымстолбом.

Я развела руками, демонстрируя тем самым мои искренниесожаления, и решила заглянуть в зал, проведать Зойку и узнать, как там без менясправляются девчонки.

Я шла по коридору, боковая дверь открылась, и появилсяВладимир Юрьевич.

— Ты как вошла? — спросил он тихо.

— Куда? — не поняла я.

— Не ори. В ресторан как вошла? Ведь ты была на улице,а Кувалда курить отправился.

— А… через кухню. Дверь открыта…

— Знаю, что дверь открыта… — Владимир Юрьевич посмотрелкак-то странно, подумал, нахмурился и заявил:

— Слышала пословицу: «Кто много видит, тот долго неживет»?

— У меня зрение плохое, — честно ответила я, аВладимир Юрьевич вдруг пробормотал: «Черт», я проследила его взгляд и намгновение увидела тень на противоположной стене. Кто-то торопливо прошел клестнице.

— Иди работай! — рявкнул мой начальник и хлопнулдверью, а я ускорила шаги и, завернув за угол, выглянула на лестницу: она былапуста.

— Тайны мадридского двора, — проворчала я ивздрогнула от неожиданности — кто-то взял меня за локоть. Вздрагивать не стоило— рядом стояла Зойка.

— Кувалда нас покинул, — сообщила оналасково, — Была идея, что наш друг решит встретить нас после работы, нознающие люди заверили: не рискнет. Хорошая новость, правда?

— Ага. Ты случаем не видела, кто по лестнице спускался?

— Нет, конечно. Я же за тобой шла. Давай в зал, мужикипьяные, базары гнилые, я на ногах еле стою. Хорош халтурить.

— Пойдем, — кивнула я, мысленно послав к черту всездешние тайны.

…К половине третьего наконец-то все разошлись. В залеостался Ванька, весело поглядывающий на мою подружку и совершенно не обращающийвнимания на то, что ресторан вроде бы закрыт, и дядя Миша в своем углу,задумчивый и тихий, а главное, почти трезвый. Беспокоить его никто не решился,а сам он никуда не спешил.

— Дочка, — позвал он, когда я проходила мимо. Яподошла. Он ткнул пальцем в стул напротив, — Садись.

Я села, серьезно глядя на него. С такими людьми, как дядяМиша, никогда наперед не скажешь, что тебя ожидает.

— Тебя как правильно-то зовут? — усмехнулсястарик.

— Виталия.

— Ишь ты, имя вроде бы мужское.

— Отец назвал, мечтал о сыне.

— Ага… — Он по-стариковски пожевал губами, задумчиворазглядывая свои ладони, и продолжил:

— Ты вот что… Ты все эти глупости не слушай, один дураксказал, другой дурак повторил… Никто тебя не тронет. А начнет кто рукираспускать, мне скажи. Здесь каждый подтвердит дядя Миша слово держит.

— Спасибо, — сказала я, он усмехнулся:

— Пожалуйста. Характер у тебя есть. Это хорошо. Непропадешь, значит. А отсюда уходи. Ищи место поспокойней.

— Да нам только первое время перебиться…

— Вот-вот… так что сегодняшнее близко к сердцу непринимай, ни к чему. Морду отожрал, боров, а жизни не видел. Это он здесьхорохорится, а сама знаешь… Ладно, заучил я тебя.

— Спасибо, — серьезно сказала я, подтверждая словакивком.

Подошла Зойка.

— Ну что, дядя Миша, по маленькой, на дорожку?

— Давай. И парня своего крикни. Посидим. Ванькаподошел, поздоровался почтительно и сел рядом. Зойка принесла водки и закуски,какая нашлась в кухне. Владимир Юрьевич заглянул в зал, покачал головой, нословесно свое недовольство не высказал. Особо долго засиживаться не стали, дядяМиша тяжело поднялся, и стало ясно — впечатление, что он трезв, весьмаобманчиво. Мы вызвали такси и вчетвером вышли на улицу, поддерживая дядю Мишу,при этом старались, чтобы в глаза наша забота не бросалась. Жил старик пососедству. Ванька проводил его до подъезда, заскочил в магазин с надписью черезвсю витрину «Круглосуточно» и вернулся с бутылкой шампанского, литровкой водкии связкой бананов.

— Ну что, сестренки, — сказал он весело, — увас завтра выходной…