– Давай-ка бабки бери, какие есть, бритву, зубную щетку ишагай, – с деланным сочувствием скомандовал Зубастый. – Понадобятся…Паша!

В номер, распахнув приоткрытую дверь, заглянул совсеммолодой парень в форме с сержантскими нашивками и с «калашом» на плече.

– Примешь бойца и волоки в машину.

…Закончив повесть, которой нет печальнее на свете, Карташмахнул водки и запил водой из кружки. Хата номер четыре-шесть-* понемногуначинала кружиться и качаться перед глазами.

Сокамерники некоторое время молчали.

– Ну чисто как в сериале… – сказал наконец Квадрат.

– Наркологическую экспертизу делали? – перебил Эдик –насквозь оперским тоном.

Алексей вяло пожал плечами:

– Да, чего-то проверяли вроде. Через сутки примерно… Никакихследов в крови. Значит, просто пьяный был. Да я и не отрицал…

– Есть наркотики определенных групп, которые без следавыводятся из организма за несколько часов, – покачал Эдик головой. Сделалпаузу и добавил: – Причем, не обязательно наркотики… Эти тупорылые уроды тебепрямо говорили – мол, ты убил? И понятые слышали? Эх, блин, жалко меня там небыло… Что – «а что»? А то, что подобные обвинения может только суд выносить! Атеперь рассказывай, что подписывал, когда, что не подписывал…

– Так, стоп, – перебил Дюйм. – Эдик… Эдик, оперхеров, я к кому обращаюсь!

И посмотрел на мента долгим взглядом, в котором явственночиталось: «Ты че! А вдруг это подсадка?», – и добавил другим уже тоном:

– Не тяни ты парню душу, не видишь, и так ему паршиво…

– Да ладно, – выговорил Карташ. Язык уже несколькозаплетался. – Пусть спрашивает, я-то чист и невинен, как незачатыймладенец.

Ну не рассказывать же им о своем славном прошлом и о Кацубес Глаголевым…

– Слушай, а может, ты шпиён? – спросил Эдик. –Промышленный, а? Или агент ЦРУ. Под Гаркалова копаешь, чтоб, значит, Россиюразвалить? Тогда почему не в фээсбэшной тюрьме сидишь?..

– Ага, – слабо усмехнулся Алексей. – Честь имеюпредставиться: агент Бен Ладена, личный номер три-два-два-два-два-три.Собираюсь вот «Кресты» взорвать, на устрашение правильных урок…

– Да ладно, не заводись. Коли правду рассказал и ничего неутаил, значит, все просто. Не бывает, вишь ты, сложных преступлений, уж поверьспециалисту. Либо вокруг женщин все вертится, либо вокруг денег. И только.Остальное – вариации на тему.

– Ну да, я из-за бабок бабу загасил. Очень смешно.

– Э, брат, – пригляделся к Карташу Дюйм, – да тыуже поплыл… Давай-ка баиньки. Переспи это дело, здесь вечер помудрее утрабудет…

И в самом деле, водка ударила в голову, резко потянуло всон. Карташ безропотно кивнул, молча поднялся. Покачиваясь, раскинул постель, иполез на уготованную шконку, прямо в одежде.

– Ты офуел? – услышал он сквозь дрему яростный шепотДюйма. – Если хата не «плюсовая»[12], так языком можнотрепать? Чего ты к нему с вопросами полез?

И – равнодушный ответ Эдика:

– Про тебя, что ль, я трепал? Расслабься, ваша честь. Мужики правда не при делах.

– С чего ты взял?

– Чтоб в одну камеру со мной, опером, совали подсадку стакой навороченной и такой дырявой легендой?..

Эт-то верно, тут опер попал в точку. История и в самом делебыла излишне сложной и сияла дырами, как дуршлаг на просвет… А самая главнаядырка (для, Алексея, по крайней мере), заключалась вот в чем, и вот что вселялов его душу пусть и призрачную, но все же надежду. Подумайте: даже если Карташсобственноручно застрелил Машу с ее нечаянным знакомым, а такую версию сосчетов сбрасывать нельзя, то… из чего, скажите на милость? Никакого ствола принем не было. Ни «Вектора», ни даже детского водяного. А раз не было, значит…

Ага, вот именно. Значит, очень грамотная подстава.

Вопрос лишь: кто подставил и зачем?

Ч-черт…

В тайге, объективно глядючи, было проще. Да и после, вТуркменистане, и потом, в Шантарске, – проще в том смысле, чтотаежно-туркмено-шантарские приключения походили более всего на компьютернуюигру-стрелялку: беги и стреляй, стреляй и беги. А тут куда бежать? В когострелять?!

Конечно, крытка не зона, тут и расклад совсем другой, да иобстоятельства, да и – что там говорить – там, где он служил, хоть воздух былсвежий, а здесь?! Хата, спасибо хоть «красная», да параша, да умывальник иокошко, причем с отсекателем, откуда видно одно только небо, которое в Питере,если честно, оч-ченно редко радует глаз.

Алексей отвернулся к холодной стене, закрыл глаза и немедляпровалился в черный колодец сна. Без всяческих сновидений.

И плевать ему в этот момент было, нарушает он установленныев хате правила или нет.

И плевать было на то, будут его гасить сонного, или жепогодят до побудки.

В тот момент, как Алексей Карташ спал мертвецким сном, вМоскве о нем думал человек, который Карташа никогда в этой жизни не встречал,никогда о нем не слышал, и вообще до сего дня не подозревал о существованиинекоего старшего лейтенанта внутренних войск…

Тишина в кабинете стояла полнейшая, небывалая. Если и моглоее что-то нарушить не по воле хозяина – только звонок по телефону прямой связис Самим. Остальные телефоны были отключены. А по воле хозяина кабинета тишинунарушали единичные звуки: постукивание бутылочного горлышка о край стакана,шипение газовой зажигалки, пощелкивание колпачком авторучки и тяжелое дыхание.

Хозяин кабинета, Роман Борисович Гаркалов, поднял бутылку науровень глаз. От пол-литры осталось граммов сто пятьдесят, триста пятьдесятлегло на грудь, но водка никак не забирала, желанное опьянение все неприходило. Гаркалов запрокинул голову и выпил оставшееся прямо из горла. В одинприем, не отрываясь.

Это зрелище, бесспорно, способно было бы поразитькакого-нибудь представителя из числа простого электората, доведись ему такоеулицезреть. Это ж не Ванька-сантехник из горла хлещет. Из горла хлещетизвестнейший в стране человек, уже второе четырехлетие не покидающийкремлевского небосклона – в недавнем прошлом министр, впоследствии видныйдумский деятель, а ныне председатель Фонда, о котором, чтоб было все понятно,достаточно сказать лишь одно: через Фонд проходят так называемыеблаготворительные пожертвования на восстановление Чечни.

Впрочем, поправил себя Гаркалов, именно сегодня электорат неудивился бы небывалому зрелищу. Потому что именно сегодня по всеминформационным агентствам прошла новость – у Гаркалова убили сына. «Никакойличной тайны, никакого уважения к личной беде. Для них – всего лишь сенсация иони только рады-радешеньки. С-суки», – вяло, без большой злобы подумалосьему. Журналистская бесцеремонность сегодня Гаркалова заботила мало.