Очень немногие люди, получив в свое обладание большиеденьги, уберегутся от искушения начать их тратить. В этом смысле Константиновот них не отличался. Сами по себе бриллианты его не интересовали – но какиевозможности они открывали! Теперь ему не обязательно было шариться в развалинах– он мог ездить в Москву, в настоящие антикварные салоны (в родном городеКонстантинов решил не светиться, тем паче что два-три антикварных магазинаНижнего Новгорода были подавляюще убогими). Но для этого нужно бриллиантыпревратить в деньги.

Как? Сдать камушек в скупку? Ну, один, ну, два сдашь, абольше? Заметят… Проследят… Опасно!

На дворе 1996 год… Разбои случаются прямо средь белого дня!

Надежных людей, которые занимались бы тайной скупкойдрагоценностей, Константинов не знал. Обращаться к незнакомым ювелирам илиантикварам не осмеливался (забегая вперед, следует сказать, что он не осмелитсяна это в течение нескольких ближайших лет). Невозможность потратить деньги,которые просто-таки жгли ему карман, несказанно мучила Константинова. А мечтаосуществить свои желания (а желаний у полунищего мэнээса, затурканногосоветским бытом, а потом и соблазнами рынка, накопилось вагон и маленькаятележка!) стала его навязчивой идеей и медленно, но верно свела его с ума.

* * *

Бродячий музыкант с гитарой, губной гармоникой и банданеоном– самое обычное явление в парижском метро. Порою в вагоны вваливаются трубадурыс целым электронным оркестром, упрятанным в сумку на колесиках, и наяривают –кто зажигательные латиноамериканские, кто сентиментальные французские песенки,кто классику из репертуара радио «Ностальжи». Одни обходят вагон с протянутойкепкой или какой-нибудь коробочкой, другие смиренно топчутся у двери, ожидая,что какие-нибудь мсье или мадам вдруг да расчувствуются при звуках мелодии,напомнившей безрассудные времена их молодости, и безрассудно сунут музыкантумонетку в одно или два евро, а то и бумажную пятерку. Однако у Фанни создалосьвпечатление, что эта тоненькая кареглазая девица лет двадцати с безудержноймассой мелко вьющихся каштановых кудрей вовсе не принадлежала к племенибродячих музыкантов. На первый взгляд она была похожа на девочку из хорошей,хотя и не слишком зажиточной семьи, на студентку, которая возвращается послезанятий в музыкальном колледже или даже в консерватории.

Девочка села, поставила на колени футляр и рассеянновзглянула на уплывающую платформу с желтыми пластмассовыми скамьями инеизбежной рекламой «Си энд Эй», объявляющей о фантастических скидках стакого-то по такое число. Затем она перевела взгляд на сидящих почти напротивФанни и Романа, и глаза ее мгновенно перестали быть рассеянными, а сделалисьсначала изумленными, а потом настороженно-восторженными.

О нет, вовсе не Фанни вызвала ее восторг. На нее девочкаедва глянула! Это Роман заставил ее щеки порозоветь, губы приоткрыться, глазазаблестеть. Это Роман заставил ее нервно сплести, стиснуть тоненькие пальчики…Итак, не одна Фанни оценила с первого взгляда его редкостную красоту! Ну да, аразве могло быть иначе? Однако у этой девчушки с тонким личиком куда большешансов, чем у Фанни!

Шансов на что?! «Ой, да брось ты все это, – снова укорилаона себя мысленно, – да сойди ты на ближайшей станции – это ведь будет ужеПон-Неф, оттуда можно до дома и пешком дойти привычным маршрутом утреннейпробежки!» Ну разве не символично окажется, что они с Романом встретились наПон-Неф и расстанутся на станции метро, которая так же называется?

И больше она его никогда не увидит…

Фанни едва ли отдавала себе отчет в том, что выдернула рукуиз-под локтя Романа и стиснула пальцы точно таким же нервным, почтиистерическим движением, как эта девочка. Только в жесте том была надежда, а вдвижении Фанни – безнадежность…

Самое ужасное состояло в том, что девчонка оказалась почтикопией той Фанни, какой она была тридцать с лишком лет назад. Удивительное,почти фамильное сходство! И Фанни вдруг ощутила острое, неодолимое желаниевызвать из преисподней дьявола и предложить ему традиционный обмен: он получаетв полное и нераздельное пользование ее душу, а за это хоть на день – да чтотам, хоть на час! – вернет ей молодость, сделает ее вот такой же сияющей ипрелестной, как эта девочка с кудряшками. Ох, ну какая злая сила принесла ее ипоставила поперек пути Фанни, вернее, посадила напротив!

Фанни не было видно, смотрит ли Роман на девушку, но можнобыло не сомневаться, что – да. Девчонка так играла своими хорошенькими, чуточкуприподнятыми к вискам глазками (совершенно такие были глаза у Фанни в далекие иневозвратные годы, ну а теперь их очертания немного изменились из-за неизбежныхморщинок, правда, она очень искусно придает глазам прежнюю манящую форму спомощью черного косметического карандаша, но дураку понятно, что все это не то…не то… совершенно не то!), как можно играть, только встречая ответную игрувзгляда. Фанни представила, как смотрит на девушку Роман: чуть исподлобья,медленно приподнимая ресницы, и взгляд его не ослепляет, а обволакивает, словнодурманящий, завораживающий черный туман…

Поезд остановился. Пон-Неф. «Ну, вставай и выходи, что тырасселась, третья лишняя между этими двумя… очень может быть, созданными другдля друга?»

Фанни не двинулась с места. Сидела, прижавшись бедром кбедру Романа, жадно ловя его тепло, как морозными вечерами ловила тепло своимивечно зябнущими ладонями, прижимая их к калориферу. Только там она грела руки,а здесь душу. Сердце!

А между тем девочке, похоже, стало мало этой возбуждающейигры взглядов, она решила произвести на Романа еще более сильное впечатление.Не отрывая от него глаз, проворно открыла футляр, достала свой черно-белый,шахматный банданеон – и заиграла, не глядя на кнопки и клавиши, не отводя глазот Романа.

Это было вечное «Бесаме мучо», аранжированное в ритме танго.Великолепная музыка! Отличное исполнение! Бесаме мучо – целуй меня крепче!

Пытка еще та…

Что сделает Роман, когда отзвучит мелодия? Похлопает владоши и равнодушно отведет взгляд? Откликнется на призыв? Нет уж, пусть этабесстыжая маленькая сучка играет, раз начала! Не глядя, ощупью Фанни открыласумку, нашарила в боковом карманчике какую-то купюру, выхватила и швырнуламузыкантше. В какую-то долю секунды вспыхнуло в душе запоздалое сожаление – авдруг попалась крупная? Там ведь у нее была одна в двадцать и одна – впятьдесят евро… Ну, не зря же француженок считают самыми практичными, вернее,расчетливыми женщинами в мире!

Уже когда купюра летела, Фанни краем глаза отметила еекрасно-оранжевый оттенок. Пятьдесят евро… А, да ладно, да гори оно все огнем! Вконце концов, деньги – не самое важное в мире, и совершенно напрасно называютфранцуженок самыми практичными, вернее, расчетливыми женщинами в мире!