Посередине, будто пограничная нейтральная полоса, зиялопустое пространство, где с удобством расположились репортеры и фотографы. Здесьпреобладала немецкая речь. Оператор с синематографическим аппаратом, занявшийпереднюю скамью, тоже был германец.

В специально обустроенной ложе, охраняемой ординарцами иотделенной от прочих скамей узорчатыми канатами, находились почетные гости:очень высокий генерал с неподвижным обветренным лицом слушал какие-тообъяснения полковника с вензелем на погонах; полковник волновался, то и делоснимая фуражку и вытирая платком распаренную лысину. Это были командующийгвардией его высочество Николай Николаевич и попечитель Российского футбольногосоюза его высочество Борис Владимирович. Чуть в стороне, восседал немецкийвоенный уполномоченный граф фон Дона-Шлобиттен, с лицом еще более застывшим,чем у Никника.

Над ложей развевались российский и германский флаги.

До начала игры оставалось всего ничего, с минуты на минутудолжны были выйти обе команды. Судья и два его помощника уже стояли у боковойчерты, озабоченно о чем-то переговариваясь и не обращая внимания ни на публику,ни на августейших особ.

Одному из газетчиков (репортеру «Ежедневного листка»)удалось сзади подкрасться к самой ложе. Он подслушал, как Борис Владимировичсказал:

– …Я понимаю, что это очень некстати. Но отменять игру?Всё равно что признать поражение без боя.

– А сокрушительный разгром? В такой-то момент! –недовольно молвил Николай Николаевич. – Черт бы тебя побрал с твоимфутболом!

О том же в эту самую минуту говорил своим товарищам капитанрусской команды, (а заодно и капитан Преображенского полка) барон фон Гаккель.

Он стоял в раздевалке, под иконой Николая Чудотворца;носатая балтийская физиономия раскраснелась от волнения, холеная эспаньолкавоинственно топорщилась.

Игроки слушали своего предводителя сосредоточенно и сурово,будто перед настоящим сражением.

– Господа, нам предстоит защищать честь российскойимператорской гвардии. Бой будет тяжелым, неравным. Наша команда создананедавно, к тому же мы лишились нашего голкипера поручика Рябцева. Как вызнаете, он внезапно скончался от сердечного приступа, царствие емунебесное. – Все перекрестились. – Штабс-ротмистр князь Козловскийновичок, да еще, как на беду, с прострелом в пояснице. Мы не вправе ожидать отнего слишком многого.

У голкипера талия была обмотана толстым шерстяным шарфом.Козловский развел руками – мол, виноват, сам понимаю, но на всё воля Божья.(Под шарфом, за спиной, у него была кобура с «браунингом» – куда еще прикажетеего прятать?)

– Посему стратегия у нас будет следующая. – Баронподошел к висящей на стене схеме. Офицеры сгрудились вокруг. – Главное –оборона. Ни в коем случае не подпускать противника к голу. В нападении только яи его сиятельство. Все прочие на двух линиях защиты. Смотрите на карту, здесьобозначена позиция каждого…

Пока игроки рассматривали чертеж, капитан трижды истовоперекрестился на икону.

– Ну и самое главное. Вам не нужно объяснятьполитическое значение сегодняшнего мэтча. Вы знаете, какова нынче международнаяобстановка. Горячие головы сулят скорую войну с Австрией, а значит и сГерманией. В команде противника много офицеров запаса кайзеровской армии. Еслимы проиграем с постыдным счетом, это будет воспринято всеми как дурноепредзнаменование. Николай Николаевич сказал мне: «Победы от вас не жду. Нопозора не прощу. Коли проиграете, проиграйте достойно».

Офицеры зашевелились, а семеновец граф Сумароков горячовоскликнул, оборотясь к иконе:

– Николай-заступник, не допусти срама русского флага!

Фон Гаккель махнул рукой – словно саблей перед атакой:

– Вперед, господа! За Бога, Царя и Отечество!

Как и положено голкиперу, Козловский шел замыкающим. До речикапитана все его мысли были заняты только планом развертывания и операцией, носейчас он вдруг остро осознал, что и предстоящее состязание – дело нешуточное,государственного значения.

Если немцы выиграют, как в Стокгольме, с разгромным счетом,берлинские газеты зайдутся восторженным визгом: русская гвардия побеждена.То-то из репортеров, пришедших на стадион, две трети немцы.

Но и это еще не всё.

Хоть штабс-ротмистр был человеком несуеверным, сердце у негозащемило от тяжкого предчувствия. Как пройдет мэтч, так сложится и большаявойна. Это не просто футбол, а эпиграф к трагедии, предсказание оракула…

Глупости, мистика, тут же обругал себя Козловский. Исходмэтча, конечно, важен – иначе Никник здесь не сидел бы, но главное найти папкус планом и взять шпиона.

Операция подготовлена на славу, продумана до мелочей. Ккаждому из немецких футболистов приставлено по филеру. К двум главным, Кренцу иЗальцу, по двое, самых опытных. Вторая бригада рассеяна среди публики. Третьядежурит внутри клуба: у выхода, в гостиной, в каждой из раздевалок. Разработанасистема условных знаков, предусмотрены все варианты развития событий, вплоть дофантастических. Например, если немцы устроят взрыв бомбы, чтобы в панике исуматохе изъять драгоценный документ из тайника.

Лавр Константинович за всю ночь не сомкнул глаз, зато теперьнастроение у него было боевое и отчасти фаталистское. Всё, что в силахчеловеческих, сделано, а над прочим властен лишь Промысел Божий.

* * *

Обе команды вышли на поле одновременно – немецкая слева, изсвоей раздевалки, русская справа. Выстроились шеренгой друг перед другом. Угерманцев эффектная черно-белая униформа с орлом на груди. Наши еще нарядней:красные гетры и шин-гарды, синие никерсы, белые рубашки, и тоже орел, толькодвуглавый и не на груди, а на спине.

Капитаны обменялись рукопожатием.

Распорядитель зычно прокричал в рупор:

– По договоренности клубов, игра будет состоять изодного тайма продолжительностью сорок пять минут!

(То было условие, выдвинутое Российским футбольным союзом всамую последнюю минуту, по настоянию августейшего попечителя, которыйсправедливо рассудил, что за один тайм голов будет пропущено вдвое меньше, чемза два).

– Главный судья – мистер Мак-Грегор! – объявлялраспорядитель. – Боковые судьи: мсье Лафит и синьор Торрини.

Все трое торжественно поклонились. Англичанин был тощий, сжелчной и злой физиономией. У француза пол-лица занимали пышнейшие черные усы.Итальянец был маленький и пузатый, отчасти похожий на футбольный мяч.