Васильевич с каким-то необъяснимым ликованием посмотрел на Михаила, однако тот даже не заметил этого взгляда, выглядев так, словно он вот-вот оставит концы.

— Задерживаетесь, — произнес Дмитрий после короткого приветствия.

— Вам повезло, что мы вообще нашли вас, иначе вам пришлось бы оставаться здесь до самого восхода солнца, — холодным голосом ответил Владимир, заправляя в сапоги выбившуюся штанину. — На самом деле я бы предложил выйти на более открытое пространство. Думаю, это будет также и в ваших интересах.

Герои единогласно поддержали это предложение и вчетвером направились прямо через рощу в неизвестном для меня направлении.

Ты знаешь, какая же это была любопытная картина! Не знаю, почему, но любо было мне наблюдать за ними. Давайте не будем забывать о том, что все персонажи были знакомы между собой, и это также имело большое значение.

Когда все вышли к подножию довольно крутого холма, из-за облаков вышла луна, осветив наших путников. Вон блестит почти в зените Шеат, ниже ее — Маркаб, выше и чуть левее — Альферац. А там и Мирах недалеко.

Владимир потушил фонарь и только тогда заметил, что Дмитрий передвигается без костылей. Он хотел было задать вопрос «приятелю» по этому поводу, но передумал, видимо, вспомнив, где именно находится. Спустя некоторое время он все-таки поинтересовался:

— Вижу, нога уже отошла от предыдущей травмы? Захотел вновь вспомнить эти незабываемые ощущения?

— Не волнуйся так за меня, — ответил ему Дмитрий, который чуть ли не ползком взбирался наверх: больная нога не сгибалась. — Пуля в одно и то же место дважды не прилетает.

— У тебя есть вторая нога, — любезно напомнил Владимир, но мигом посерьезнел:

— Вообще-то все ждут, пока ты придешь в себя и примешь мои извинения. Твои… хм-хм, «дружки», наверное, и не вспомнили о произошедшем.

— Уверяю тебя, далеко не все. Я бы даже сказал, никто, кроме тебя. — С этими словами Дмитрий ускорил шаг (насколько это было возможно в его случае), тем самым демонстрируя, что более не намерен вести диалог.

Упрямство «товарища» не могло не сказаться на настрое Владимира. И если до того он прямо-таки был уверен в том, что этот «бессмысленный» конфликт в конечном итоге решится мирным путем, то теперь его надежда вспыхнула пламенем злости и даже ненависти. И его настоящий друг погиб еще там, на той жалкой дуэли от случайного (а может, и нарочного) выстрела барина. А после, ослабев, Дмитрий, подобно губке впитывал все, что видел и слышал, тем самым меняя себя, свои принципы и предубеждения. И это «наказание», как говорил Дмитрий, в самом деле хуже смерти, как и для самого приятеля, так и для Владимира. Он также не представлял, как бы дальше развивалась его судьба, если бы Дмитрий погиб «материально».

Часто анализируя все произошедшее, Владимир думал, мог ли он как-либо предотвратить это губительное познание своего товарища. Конечно, будь они в другом месте, а не в К-городе, ничего бы не изменилось. Но разве можно было огородить Дмитрия от мира из-за каких-то своих странных взглядов на свет? А ведь когда-то Владимир действительно считал, что после выздоровления своего друга они возобновят странствование… от Дмитрия осталась лишь одна-единственная крошечная часть, которая как будто взаправду должна отбыть наказание, страдать и мучить притом других. Но за что же такая жестокая участь?

Отвлекся я, но не мог умолчать об этом. О жуткой гармонии, на которой держится весь мир, которая обыкновенным смертным никогда не будет ясна.

Четыре пистолета в чемодане свидетельствовали о серьезности поединка, потому как обыкновенно подобные меры проводились в самых исключительных случаях. Однако в последовательной дуэли Владимир, признаться честно, не видел смысла в таких действиях, ибо стреляют по очереди, по жребию, а потому вооружаться секунданты могли лишь для непонятного в таком случае предостережения.

Подготовка не заняла много времени. Григорий Васильевич лишь коротко сообщил что-то Михаилу (который уже находился в предобморочном состоянии), вручив тому пистолет. Суворов покрутил в руках оружие с таким видом, словно боялся, что оно может взорваться прямо у него в пальцах.

Дмитрий чувствовал легкое покалывание в груди. Хотя он и верил, что, если все делает правильно, стрелять первым выпадет ему, его не покидали опасения и неопределенное чувство вины перед кем-то. Он верил в свет, в судьбу и все в этом роде, но помимо слепой веры в нем присутствовал и страх, вперемешку с недоверием.

Владимир же с мрачным видом ожидал самих действий. Ему был интересен сценарий, который вероятнее всего был уже заранее известен Григорию Васильевичу и, может быть, Михаилу, хотя на счет последнего он очень сомневался. Признаться, у самого Владимира тоже был некий план действий, согласно которому он, если будет стрелять первый, в последнее мгновение взовет к совести Дмитрия, а тот, конечно, должен признать свою неправоту, и как обычно бывает в добрых сказках, все вернется на круги своя, но план его рухнул после «осмысления» действительности. Владимир не знал, как себя вести. Можно ли своей рукою убить самого близкого товарища? И рассуждал ли так сам Дмитрий? Но ведь, как было сказано ранее, «настоящий Дмитрий» погиб еще двадцать девятого августа, и, наверное, именно Владимир должен избавить его от страданий, отправив покоиться на тот свет. Но разве можно…

Все типичные «церемонии» завершились, пришло время тянуть жребий. Григорий Васильевич порылся в содержимом чемоданчика, выудил два помятых листка и показал их участникам. На первом была выведена двойка, на втором — единица. Далее сложил каждый листок вчетверо и, убрав руки за спину, стал перемешивать цифры, перекладывая из одного кулака в другой. Как уже догадался читатель, кто вытянет «единицу», тот, соответственно, стреляет первым.

Однако Владимир сделал шаг вперед и, прежде чем Григорий Васильевич успел что-либо произнести, заявил:

— Я не признаю распределение, если Вы не вытяните руки вперед. А лучше перемешайте в шляпе, я желаю честной жеребьевки.

Григорий Васильевич с тревогой поглядел на Дмитрия, но тот лишь кивнул головой. Михаил заинтересованно поддался вперед.

— У меня с собою шляпы нет, — признался Григорий Васильевич, опуская глаза в землю.

— О, не беда. Михаил, прошу, окажите услугу…

Михаил чуть поразмыслил, потянулся было рукою, но шляпы не дал:

— Э… и-извините, но я не вижу в этом необходимости.

— Что значит — не видите необходимости?! Господа! — Владимир возмущенно развел руками. — Это все более походит на сговор. А потому, я с чистой совестью могу отказаться участвовать в этом спектакле.

Уловив быстрый взгляд Дмитрия, Григорий Васильевич поспешно забормотал:

— Бросьте-бросьте, к чему ж такие крайности? Как можно говорить о сговоре? Виноват, голубчик, виноват, старый совсем стал,