– Аномалия, – махнул рукой Бонк.

– Аномалия, – откашлявшись, согласился военный. Он больше не смотрел на них с Ником свысока. И в этом тоже не было ничего странного. Холд не любил деревянных идиотов.

– Снимайте людей, – повторил Николас. – Бонку всяко видней, что сгорит, а что уцелеет.

Мужчина кинул на Ральфа острый взгляд, и Бонк, представившись, протянул ему руку. Военный скинул перчатку и крепко пожал ладонь. Не труслив, и не глуп, это радовало.

– Я попрошу подписать вас некоторые бумаги, – посмотрел он на них двоих.

– Подпишем, – кивнул Николас, и капитан оставил их, чтобы отдать распоряжения.

Военные, громко переговариваясь, сворачивали шланги. Ральф не вслушивался. Какая разница, что они думают? Гораздо интереснее, как именно горел его дом. Огонь уничтожил крепость, но там, где начинался длинный ход в семейный склеп, остановился, будто ведомый чьей-то рукой.

– Мне нужно в усыпальницу, – повернулся он к Нику.

Фостер кивнул, и они двинулись в сторону горящей крепости.

Их окрикнули. Ну да, кто же хочет отчитываться перед маршалом, если они двое вздумают угореть.

– Не волнуйтесь, с нами ничего не случится, – громко сказал Ральф.

– Однако, я не могу за это поручиться, – мужчина свел брови, но ерничать на уверенность Ральфа не стал.

Да, совсем не дурак. Не стоит с ним ссориться, но, определенно, стоит поговорить.

– Мы лишь заглянем в склеп, – пояснил Бонк и кивком головы показал на каменную усыпальницу. – Обратите внимание, он абсолютно цел и находится на безопасном расстоянии от очага возгорания. Я хочу проститься с родителями, капитан, – веско закончил он.

– Хорошо, – уступил военный. – Я провожу вас.

Ральф не стал возражать, да и что бы он возразил? Будь он на месте мужчины, сделал бы то же самое.

– Почему крепость загорелась, капитан? Есть версии? – на ходу спросил Бонк.

– Если бы не патруль, я мог бы с уверенностью сказать – поджог. Но за объектом следили, посторонних не было.

Военный сжал челюсти и оглянулся на темный зимний лес. Ник выгнул Бровь, и Ральф сбавил шаг, знаком показав другу идти вперед, интуитивно понимая: есть вещи, которые капитан не станет говорить сыну маршала, но может сказать Бонку.

– До Эдинбурга я служил в Саксонии, – сообщил ему мужчина и, заметив, что младший Холд ушел далеко вперёд, расслабился и перешел на неформальный тон: – Признаюсь, назначение на север я воспринял без особой радости. Что интересного в забытой богом провинции, пусть и на гораздо более высокой должности? Однако, я ошибся. Сюда даже слово «интересно» не подходит. Еще немного, и я вместе с местными начну презрительно звать всех имперцев южанами и рассказывать о духе леса. Жуткое место – ваш родной дом, господин Бонк.

Черт, а ведь хорошо сказано.

– Я предпочитаю слово «аномалия», – хмыкнул Бонк. – Кстати, им же вы можете обозначить происходящее в ваших отчетах.

– Благодарю, – серьезно сказал военный. – Так я и сделаю.

– Что вы видели, капитан? – сощурился Ральф. – Что показал вам лес?

Мужчина вновь бросил взгляд на высокие ели и будто по-новому посмотрел на Бонка.

– Девушку, Светловолосую, – признался он и с улыбкой добавил: – но этого не будет в отчетах.

Ральф подобрался. Ани? Она была здесь? Когда? Ник сказал, её нет в крепости. Но что если нет её потому, что она угорела в этом пожаре? Без паники Бонк, она не поможет, но развлечет лес. Он глазами нашел идеально ровную спину друга и, отправив в бездну мысли о смерти сестры, заметил:

– Понимаю. Но рапорт бы вышел – бомба.

Мужчина хохотнул, и Ральф, чувствуя явное к нему расположение, аккуратно уточнил:

– Девушка была в крепости?

– Нет, – капитан покачал головой и рукой махнул в сторону леса. – Она стояла там, в тени деревьев, когда мы прибыли на пожар.

Ральф выдохнул. Не в огне, уже хорошо. Если это действительно Ани, а не порождение леса.

– Если бы не слова патрульного до того, я бы решил, что мне привиделось. Впрочем, это ведь аномалия, господин Бонк. Почему бы ей не вызвать одинаковые галлюцинации в разное время у двух абсолютно трезвых мужчин?

– И то верно, капитан Миллер, – вспомнил Ральф фамилию военного и в очередной раз восхитился управленческим талантом Холда-старшего. Толковые у него офицеры и учатся быстро. Даже слишком.

Ника они догнали почти у самого входа в склеп, и Ральф поймал полный опасений взгляд Фостера. Забавно, другу даже вслух задавать вопрос было не нужно – Бонк понял его без слов.

– Дай мне пару минут, – серьезно попросил он Николаса и замер, ожидая ответ.

Фостер снял перчатки, мотнул головой и хрипло ответил:

– Хорошо. Я рядом.

Бонк благодарно кивнул и вошел внутрь.

В усыпальнице даже дымом не пахло. Серые камни, белые статуи, и мамин гроб – он нашел его сразу. На крышке было выбито её имя, а чуть ниже прощальные слова отца. Ральф огляделся, нет, здесь его могилы не было. Похоронили во дворе?

Или не было тела, – зло понял он.

Ральф встал на колени и лбом прижался к мраморному гробу.

– Почему?

Пустота, ни тени, ни звука. Здесь, в уцелевшем от пламени склепе, никого кроме Ральфа. Нет сестры, нет отца и брата. Один. Как в детстве, в ненавистном лесу.

Чертово. Наследие. Бонков.

Нет, он не один. Вокруг мраморные статуи – застывшие улыбки на совершенных каменных лицах.

Глухая злоба синими искрами взорвалась в груди. Он подошел к центральной фигуре, она стояла у единственного в усыпальнице окна. Размахнулся и со всей силы ударил по ней кулаком.

Раз удар, два, еще и еще. Красной кровью испачканы белые одежды, но он не останавливается. Боль физическая – это даже приятно. Забыться в ней и забыть о ноющей дыре внутри.

Бонк зло усмехнулся, поднял голову и застыл с занесенным над статуей кулаком.

– Твою мать! – зажмурившись, зло выругался он.

Он не любил усыпальницу с детства, да и с чего бы ему разглядывать статуи в склепе? Никогда его не привлекала смерть.

Лес вновь играл с ним в игры, и темнота глумилась, создавая очередную иллюзию. Он много лет видел в зеркалах Рэндольфа, а теперь в мраморной статуе узнал сестру. Тот же нос, те же брови, те же губы, при редких встречах поцелуями осыпающие его лицо.

За спиной мраморной Алианы алым заревом светился пожар, и тени плясали на её лице, заставляя каменные губы смеяться.

Глюки, чертовы глюки! А может, и нет никакого склепа, может, и Ральфа давно нет? Всё вокруг – порождение бездны. Иллюзия жизни.

Младший Бонк мертв, и тело его давно гниет в красном лесу.

Ральф медленно выдохнул, поднял руку