– Я хотел узнать все, что можно, о вашем контакте с миссией Когорты.

– Это и многое другое, я полагаю. – Баскин пробормотал команду в свое шейное кольцо, и «Отвергающий» отсоединился от шлюза. – Впрочем, меня это не волнует, Мерлин. Если вам нравится копаться в наших убийствах и конституционных кризисах, на здоровье. Меня волнует лишь одно – благополучное возвращение Тактика. И я желаю видеть, как он будет возвращен. Я настаиваю. Не оскорбляйте меня отговорками о том, что присутствие еще одного человека повлияет на возможности «Тирана».

– Он – не такси.

– Но достаточно вместителен для наших нужд, а остальное не важно. – Принц кивнул Крякве. – Кроме того, наши вечерние беседы доставили мне слишком большое наслаждение, чтобы я мог от них отказаться.

– Ладно, – вздохнув, сказал Мерлин. – Вы летите с нами, принц. Но решения принимаю я. И если у меня – все равно по какой причине – возникнет ощущение, что договор стоит разорвать, я так и сделаю.

Принц Баскин положил свой шлем и продемонстрировал пустые руки:

– Никакого принуждения не будет, Мерлин. Я же не смогу заставить вас делать то, что вам не понравится, разве не так?

– Хорошо, что вы это понимаете. – Мерлин указал на череду кают, расположенных ближе к корме. – Кряква, не покажешь ему, как пристегнуться? Мне надо заняться навигацией. Через тридцать минут мы разгонимся до одного g.

Мерлин повернулся спиной к Крякве и принцу, возвратился в командную рубку «Тирана» и посмотрел на тающий след «Отвергающего», зная, что с легкостью мог бы обогнать его. Было нечто привлекательное в идее сбежать прямо сейчас – вдруг старая свирель продержится достаточно долго для перехода по Паутине? – и увидеть лицо Баскина, когда тот поймет, что вернется на Хейвергал лишь через много столетий, если вообще вернется.

Но хотя Мерлин способен был на множество неприглядных поступков, он никогда не делал ничего, только чтобы позлить других.

Он скользнул взглядом по результатам, выданным анализатором. Раньше он подумывал, не провести ли анализ еще раз, используя те следы с бокала из-под вина, но после появления принца ценность первого образца стала сомнительной. Возможно, бокал изначально был загрязнен кем-то из персонала. Но теперь, с Баскиным на борту, «Тиран» мог получить идеальный генетический материал практически без затруднений.

В его памяти всплыли слова Баскина, словно в них было некое значение, которое Мерлин пока не разгадал: «Если вам нравится копаться в наших убийствах и конституционных кризисах – на здоровье».

В убийствах.

Убедившись, что принц Баскин надежно пристегнут, Мерлин разогнал «Тирана» до двух g. Это было неудобно для всех, но терпимо, при условии что они будут лежать в креслах и поменьше двигаться.

– Мы могли бы лететь быстрее, – произнес Мерлин таким тоном, словно в этом не было ничего особенного. – Но тогда мы станем испускать чуть больше необычных волн, чем мне хотелось бы, а я предпочитаю не транслировать наши намерения слишком уж откровенно. Кроме того, на двух g мы доберемся до Мундара заблаговременно, и если вы находите эту скорость неудобной, мы можем немного сбросить ее.

– Вы так небрежно относитесь к его возможностям, – сказал принц Баскин. Его рука, когда он поднес к губам сосуд для питья, немного дрожала. – А этот корабль на тысячи лет превосходит все, что имеют обе стороны в нашей системе.

Мерлин попытался изобразить сочувствие.

– Возможно, если бы вы не тратили столько сил, швыряя камни друг в друга, то могли бы уделить больше времени всяким мелочам наподобие сотрудничества и всеобщего прогресса.

– И мы уделим, – согласился Баскин. – Я посвящу этому свою жизнь. Я не приверженец войны. Если бы я чувствовал, что существует шанс заключить мир на взаимовыгодных условиях, я бы давным-давно за него ухватился. Но наши идеологические расхождения слишком велики, взаимные обиды слишком крепки. Иногда я даже думаю про себя: не важно, кто победит, лишь бы одна из сторон одержала верх. В Гаффуриусе есть разумные люди, это просто…

Принц не договорил – оборвал фразу, словно осознал, что его аргументация попахивает изменой.

– Если вы действительно так думаете, – сказала Кряква, – проще всего позволить вашим врагам выиграть. Отдайте им Железного Тактика, раз вы придаете ему такое значение.

– После всех наших успехов? Нет. Слишком поздно для подобного идеализма. Кроме того, мы имеем дело не с гаффурианами. Нас шантажируют бандиты.

– Признайтесь честно, – сказал Мерлин. – При всех этих разговорах о мире, о победе вы скучаете о войне.

– Вовсе нет!

– А мне так кажется. Вы же любили играть в сражения, да? Игрушечные солдатики, разыгранные на столе кампании, – вы сами рассказывали. Это у вас в крови с первого вашего вздоха. Вы были мальчиком, грезившим о войне.

– Я изменился, – возразил Баскин. – Раскусил все эти завлекалочки. Я же рассказывал вам о Ларге, да? Последнем и величайшем из наших наземных городов? До того, как мы его оставили, моим домом был императорский дворец в Ларге, здание, не уступающее по размеру иным городам. Я часто брожу по нему во снах, Мерлин. Но теперь его место – в моем детстве, вместе с игрушечными солдатиками.

– Должно быть, Ларга стоила того, чтобы ее повидать, – сказал Мерлин.

– О да! Мы строили и восстанавливали. Они, конечно, не могли этого стерпеть, наши враги. Потому Ларга всегда была мишенью их атак, до самого конца.

– Скверная была атака, да? – спросил Мерлин.

– Их было столько, что и не упомнишь.

– Я имел в виду – особенно скверная, удар непосредственно по дворцу. Это есть в вашей общедоступной истории – я узнал о ней уже на Хейвергале, роясь в открытых данных. Вам было лет шесть-семь, так что вы вполне можете помнить. Явная попытка убийства. Гаффуриане пытались уничтожить верхушку хейвергальской правящей элиты.

– Это было скверно, да. Я получил серьезную травму, когда часть дворца обрушилась. И провел один, в ловушке, в темноте, несколько дней, пока спасатели пробивались через завал. Я выздоровел, как нетрудно догадаться. Но это болезненный эпизод, и мне не хочется о нем вспоминать. Вокруг меня умирали хорошие люди, Мерлин. Детям не следует видеть такое.

– Полностью с вами согласен.

– Возможно, это меня в конце концов и сломало, – сказал Баскин. – До того момента война была для меня всего лишь чередой триумфов, происходящих где-то вдали. Славные победы и преуменьшенные поражения. После этого нападения я знал, как выглядит кровь. Я восстановился как следует, но на это ушли месяцы. А когда я вернулся к учебе и отчасти – к общественной жизни, то обнаружил, что разлюбил войну. Я вспоминаю тогдашнего себя, мальчика, неспособного думать ни о чем, кроме войны и стратегии, и почти удивляюсь: неужели это был я? – Он отложил свой сосуд для питья и потер ноющую руку. – Я вынужден извиниться перед вами. Мне нужно отдохнуть. Наши корабли способны выдерживать такое ускорение двадцать-тридцать минут, а не час за часом.