Саша читала в постели, когда он вошел. Его грубое бородатоелицо сияло, и Саша отложила книгу и терпеливо выслушала историю, которую он ейрассказал, размахивая руками. Когда в конце он показал, как поднял лук и пустилГрозу Врагов, великую стрелу его отца, она засмеялась, и захлопала в ладоши, иокончательно покорила его сердце.

Королевский лес был уже не тот. Во времена короля Роланда тамредко удавалось загнать стоящего оленя, а уж драконов не видели с незапамятныхвремен. Большинство людей посмеялись бы, если бы им сказали, что в этомпривычном лесу еще водятся мифические создания. Но в тот предзакатный час,когда Роланд и его свита уже собирались возвращаться…

Дракон с треском выбрался из подлеска. Его медно-зеленаячешуя тускло отсвечивала в последних лучах солнца; опаленные ноздри выпускалиручейки дыма. Дракон был уже не молод, в возрасте первой линьки. Увидев его,охотники застыли, как громом пораженные, не в силах поднять лук и даже простодвинуться.

Он смотрел на них, его обычно зеленые глаза пожелтели, аогромные крылья мерно трепетали. Он не мог улететь — крылья еще не выросли вполную силу, до этого ему оставалось по меньшей мере пятьдесят лет и две линьки,— но даже от этого трепета передний всадник вылетел из седла и шлепнулся натраву, выронив рог.

Роланд единственный не поддался общему оцепенению, и хотя ониз скромности не сказал этого Саше, проявил в следующие несколько мгновенийнастоящий героизм. Если бы не его быстрая реакция, дракон мог бы зажарить весьих отряд живьем. Он направил стрелу и спустил тетиву. Стрела угодила прямо вцель — в то мягкое, похожее на жабры, место под глоткой дракона, куда поступаетвоздух, раздувающий огонь. Ящер рухнул замертво, испустив последний тяжкийвыдох, опаливший все кусты вокруг. Охотники быстро погасили пламя — кто водой,кто пивом, а многие собственной мочой, которая тоже по большей части былапивом, потому что, когда Роланд выезжал на охоту, он брал с собой много пива ине жалел его.

Огонь погасили за пять минут, а дракон издох за пятнадцать.В это время у его ноздрей еще можно было вскипятить чайник. Потом ему взрезалигрудь и торжественно поднесли Роланду дрожащее девятикамерное сердце. Он съелего сырым, как было положено, и нашел довольно вкусным. Он жалел лишь о том,что второго ему уже никогда не удастся отведать.

Может, это драконье сердце сделало его таким сильным, в туночь. А может, это были просто его радость и сознание, что он проявил отвагу ихладнокровие, когда остальные просто застыли в седлах (конечно, кроме переднеговсадника, который застыл на земле). Во всяком случае, когда Саша всплеснуларуками и воскликнула:

«Как здорово, мой храбрый король!» — он, не колеблясь, лег кней, и она встретила его улыбкой и широко раскрытыми глазами, в которых сиялаего победа. В ту ночь он в первый и единственный раз в полной мере насладилсяобъятиями своей жены. Девять месяцев спустя — по одному на каждую камерудраконьего сердца — в той же палате родился Питер, и все вздохнули соблегчением. Теперь у короля был наследник.

Может быть, вы думаете — если вы вообще об этом думаете, —что король после рождения Питера перестал принимать зелье, которое давал емуФлегг? Вовсе нет. Иногда он пил его, потому что любил Сашу и хотел доставить ейудовольствие. Кое-где считается, что секс нравится лишь мужчинам, а женщинытолько и мечтают, чтобы их оставили в покое. Но в Делейне люди знали, что иженщины получают удовольствие от того, что производит на свет детей. Роландзнал, что дает жене мало этого, но старался, как мог, и для этого пил зельеФлегга. Только чародей знал, как редко король посещает постель королевы.

Через четыре года после рождения Питера, под Новый год, наДелейн обрушилась снежная буря, самая сильная из всех известных, кроме одной —о той я расскажу вам после.

Повинуясь внезапному чувству, которое он сам не могобъяснить, Флегг в тот вечер дал королю питье двойной крепости — может, что-тов воздухе и в вое ветра побудило его сделать это. В обычное время Роланд мог быскривиться и отставить стакан прочь, но бушевавшая за окном буря сделалановогодний пир еще более веселым, и король много выпил. Пляшущий огонь в каминенапомнил ему дыхание дракона, и он поднял стакан, чокаясь с драконьей головой,висевшей на стене. Потом он одним глотком проглотил зеленую жидкость, и в немзажглась злая похоть. В ту ночь он, хоть и любил Сашу, сделал ей больно.

«Прошу тебя, мой король!» — умоляла она, рыдая. «Прости, —пробормотал он. — Хрррр…» Он уснул рядом с ней тяжелым сном и не ног проснутьсядвадцать часов. Она не могла забыть странный запах у него изо рта той ночью.Пахло чем-то гнилым; пахло смертью. Она думала, что он такого съел… или выпил?

Роланд никогда больше не прикасался к зелью Флегга, ночародей был доволен. Через девять месяцев Саша родила Томаса, своего второгосына. При этом она умерла. Все в Делейне жалели ее, но никто особенно неудивлялся — ведь такие вещи случаются. Но никто не знал, что случилось на самомделе — никто, кроме Анны Криволицей, повитухи, и Флегга, королевского чародея.Случилось то, что терпение Флегга иссякло.

Питеру было только пять лет, когда умерла его мать, но онхорошо помнил ее. Помнил доброй, любящей, полной ласки. Но пять лет — не такмного, и большинство воспоминаний было не очень четким. Хорошо он помнил толькоодно — как мать сделала ему внушение. Он помнил это много лет спустя. Внушениекасалось салфетки.

Каждый год при дворе устраивали пир, чтобы отметить началовесеннего сева. Когда Питеру исполнилось пять, его впервые позвали на этот пир.Обычай требовал, чтобы Роланд сидел во главе стола, наследник — по правую егоруку, а королева — напротив. Это привело к тому, что она не могла подойти кПитеру, и ей оставалось только следить за тем, как он себя ведет. Ей хотелось,чтобы ее сын выглядел прилично, и она знала, что во время пира это зависиттолько от него, так как его отец не имел о приличиях никакого понятия.

Может быть, вы спросите — почему Саша так беспокоилась оманерах Питера? Разве у него не было гувернантки? (Было целых две). Разве небыло слуг, специально приставленных к юному принцу? (Их был легион). Но онахотела держать всех этих людей подальше и воспитывать сына сама. Она оченьлюбила его и не желала ни в чем стеснять, но понимала, какая ответственность занего лежит на ней. Когда-нибудь этот мальчик станет королем, и Саша хотела,чтобы он был хорошим королем.

Большие пиры в дворцовом зале не отличались изяществомманер, и большинство воспитателей даже не думали учить мальчика, как вести себяза столом. «Он же будет королем! — сказали бы они, если бы им вдруг предложилизаняться этим. — Кто скажет хоть слово, если он опрокинет соусник или вытретруки о платье? Разве в прежние времена король Алан не блевал в свою тарелку ине велел своему шуту подойти и отведать этого „горячего супа“? Разве корольДжон не откусывал головы живым форелям и не засовывал потом их еще трепещущиетела в вырез платья фрейлинам? Разве до сих пор каждый пир не заканчиваетсятем, что гости бросают друг в друга остатками пищи?»