– А можно занести в вахтенный журнал – «За время моегодежурства неоднократно подвергалась обстрелу циничными взглядами с капитанскогомостика»?

– Нельзя, – сказал Мазур, перекатившись поближе. –Вахтенный журнал имеет право вести лишь капитан, а он, милая, первый послеБога... Давай лучше проверим твои штурманские способности. Как думаешь, вон тотбережок подходит для стоянки? С целью кренгования?[1]

– Я ваших морских ругательств не понимаю, сэр... Но ввидутого что сопровождающие их взгляды заставляют подумать, будто речь идет вовсене о штурманских способностях, прошу не отвлекать рулевого. Иначе подвернетсякакой-нибудь риф... Что во мне, в конце концов, такого, вызывающего нездоровоевожделение?

– Коса, конечно, – сказал Мазур. – Мы, морскойлюд, поголовно фетишисты...

Ольга фыркнула и перекинула косу на другое плечо, подальшеот его ладони. Золотая коса и в самом деле была знатная – падала ниже пояса,струилась по бледно-желтой палубе из кедровых дощечек. Собственно, с косы все иначалось – когда моряк при полном параде подошел на Невском к девушке в светломплаще и спросил: «А коса, правда, настоящая?». Ольга потом, смеясь,рассказывала, что слышала эту банальность сто раз в жизни, но в глазах морскоговолка светилось столь детское изумление... Мазур слово «детское» решительноопротестовал. Ольга протест приняла, но призналась, что ее заинтриговала втораяфраза морячка, уже не банальная: «А как бы это смотрелось под водой...» Мазурпожалел, что не выдалось времени научить ее плавать с аквалангом. Под водой еераспущенные волосы и в самом деле смотрелись бы по-русалочьи – волназолотистого пламени, где-нибудь на просвеченном солнцем мелководье Эль-Бахлака,стройная фигурка, ритмично изгибаясь, скользит мимо коралловых рифов, стелетсяневесомо золотая волна... Благо в Эль-Бахлаке, говорят, нынче благолепие. Заливдавно протралили, избавив от всех мин, на берегу понастроили отелей, пенятлазурь водные мотоциклы, мельтешат загорелые тела, и все давно забыли, чтокогда-то там столкнули в кровавой грызне своих пешек две сверхдержавы, что впаре миль на норд-ост от залива, где глубина, лежат на дне две крохотныхподлодки и белеют черепа боевых пловцов, «морских львов» и «морских дьяволов»,а военного порта, из-за которого резали друг другу глотки подводныепрофессионалы, давно уже нет. И полковнику Касему разрядил в спину пистолетсобственный адъютант, генерал Барадж держит роскошный отель в Ла-Валетте, агенерал Асади обитает на крохотной дачке под Москвой, где все соседи считаютего отошедшим от дел азербайджанским торговцем фруктами. Итог как итог, не хужеи не лучше многих других...

– Знаю я твой фетиш, – сказала Ольга. –Адмиральские погончики, а?

– Ну, это, конечно, не фетиш, однако было бы неплохо, –сказал Мазур, лениво теребя распушенный кончик косы. – Самое, знаешь ли,пикантное и неопределенное – это болтаться меж тремя-звездами-двумя-просветамии первой звездой на погоне без просветов... Неописуемое ощущение.

– А тебе могут дать?

– А кто их знает, – сказал Мазур. – Я ж говорю –неопределенность полнейшая.

Могут и дать, подумал он. Если успешно пройдет «Меч-рыба».Были смутные намеки. Очень уж кому-то нужна эта подводная кастрюля...

– Заманчиво, – сказала Ольга. – И я, выходит, буду– юная адмиральша?

– Шевели румпелем, адмиральша, – сказал Мазур. –Даже если будешь – это, увы, не старые времена. Вот чего я не могу проститьЕльцину, так это полумер – коли уж вернули андреевский флаг, можно было идальше пойти, вернуть адмиральских орлов на погоны. Совсем другое дело –черный орел...

– Это и называется – мужские игрушки?

– Ага. Так жить веселее, – сказал Мазурсерьезно. – А то ведь осенью будет двадцать пять лет, как украшаюсвоей персоной флот. Жуткая цифра, если подумать. Тебя еще и в проекте не было,адмиральша.

– Ага, тебе хорошо, – сказала молодая жена снепознаваемой женской логикой. – Тебе-то уже е с т ь сорокс хвостиком, и выглядишь прекрасно. А тут сиди и гадай, какая ты будешь всорок... Страшно же.

– Не кокетничай.

– Руки, сэр! Иначе придется сунуть письмо в бутылку ипустить по реке: «Пристают, добродетель под угрозой, прошу помощи. Борт«Ихтиандра» и так далее...» Слушай, Мазур, а в этом плавании есть высшийфилософский смысл? Отчего-то же ты не стал сплавляться по какой-нибудь Мане,где перекаты и пороги... Ты меня прости, но вот так вот плыть – выходит дажебезопаснее, чем у Гека Финна с негром Джимом. Им хоть авантюристы попадались,пароход ночью мог протаранить... А мы плывем себе, заранее зная, что не будетни порогов, ни пиратов... А ночью у берега болтаемся. Так есть тут философияили как?

– А, пожалуй, – сказал Мазур, подумав. – Тыпонимаешь, я перед отпуском вдруг поймал себя на простой, как колун, мысли –сообразил, что все эти годы плыл к у д а-т о. Куда пошлют.К конкретной цели. И захотелось старому дураку проплыть просто так. Чтобы небыло ни спешки, ни цели.

– То-то я и смотрю, ты балдеешь от самого процесса... Авообще, в этом что-то есть. Подвести философскую базу?

– Не надо, – сказал Мазур. – И так хорошо. Я и безтого знаю, что ты интеллектуалка. Как тебе тайга?

– Ну я же старая туристка...

– Европейской части Союза ССР, как это звалось в старыевремена. Тут тебе не Селигер с Онегой...

– Вообще-то, верно. – Она оглянулась на величественныйберег. – Только, извини, я как-то до сих пор не могу проникнуться... Лес илес. Разве что гораздо больше сосен и разных прочих кедров. Правда, очень ужего много... А если пешком – опасно?

– Не особенно, – подумав, сказал Мазур. – Я,правда, сам давненько уж не ходил на приличные концы, но в детстве всю тайгувозле деревни облазил. Тайга в августе – штука нестрашная и где-то даже уютная.Грибов масса, ягоды, сама видела, орех подошел. Зверь сытый, не дергается.Главное – не заблудиться. И были бы ноги здоровые. Вот если заблудишься илиногу сломаешь – молись за упокой. Дивизия не найдет.

– А снежный человек тут есть?

– Был когда-то, – серьезно сказал Мазур. – Довойны частенько попадался, а потом, видимо, помаленьку стал вымирать. Впятидесятые еще встречали под Кежмой...

– И молчали?! – возмутилась Ольга. (Она на этом пунктеимела легонький бзик и даже переписывалась с самой Быковой).

– А что, в сельсовет заявлять? – хмыкнул Мазур. –Жил себе и жил, чего ему мешать?

Он обернулся, заслышав вверху тихий мерный стрекот. Высоконад тайгой шел вертолет, похоже, военный – зелено-пятнистый. Он проплыл вчистом голубом небе почти параллельным курсом и исчез далеко впереди.

Мазур, признаться, вертолеты недолюбливал. Очень ужпакостный враг боевого пловца – вертолет. В особенности если на нем стоиткое-какая аппаратура. Деваться от него некуда, а он может тебя глушитьобстоятельно и со вкусом. Перебедовал такое лишь однажды, но хватит на всюжизнь...