Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сгруппировавшись, Чарльз коршуном проскользнул над Адамом и приземлился в своего песочного ангела с фиолетовым куполом за спиной, что опадал, как легкое на выдохе. Он расстегнул ремни, сгреб парашют, ставший одномерным, не дав шанса прерывистому хилому дыханию его реанимировать. Розовая, как эмбрион, лысина Чарльза блестела на солнце и совершенно не вязалась с мощным телосложением бывшего вояки. С раскачивающейся охапкой нейлона на плече он приблизился к Адаму.
— Ты падал, как ебаная тряпичная кукла, — сказал он.
Адам сел, скрестив ноги, всем своим видом выражая недоумение и глядя со смятением неопытного йога, который так и не разобрал, достиг ли он просветления. Уставившись в небо, он начал расстегивать ремни. Пытаясь изображать равнодушие, Адам сказал:
— Да, ни благодати, ни грации.
— Давай без этого дерьма, соберись. — Он протянул руку, где жилы особенно выделялись на предплечье, словно завернутом в рыбацкую сеть. Адам ухватился за нее, и Чарльз помог ему подняться.
До них доносились звуки приземления, сначала глухой хлопок, затем шаги и наконец затухание парашюта. Очередной прыжок позади. Остается лишь подняться и свалиться вновь. Неподалеку был ресторан «Идеальное местечко», стеклянная стена и внутренний дворик которого выходили на зону высадки. Адаму стало интересно, сколько отказников по идейным убеждениям, как называл их Чарльз, заметили этот отвратительный прыжок, который едва не стоил ему жизни. Они были заняты посредственными гамбургерами и картошкой фри, горячими крылышками и салатом из сельдерея, обильно сдобренным соусом «Блю-чиз», попутно предаваясь вуайеризму, слишком трусливые, чтобы прыгнуть, однако достаточно любопытные, чтобы следить украдкой, довольствуясь жалкой подменой. Заведение само по себе было чем-то средним между баром и школьной столовой — скрежет и звон стекла, металла и пластика, пьяные споры и хохот.
А вдруг идейный отказник изменит свои убеждения и всё еще нерешительно, но таки заплатит, чтобы его пристегнули к Чарльзу или Реджинальду, или к кому-то другому, в зависимости от роста и веса, и он около минуты своей жизни будет нестись к земле в первый и последний раз.
— Если мне суждено сдохнуть от этого дерьма, — любил повторять Чарльз, — я бы хотел, чтобы это случилось, когда ко мне пристегнут одного из этих пентюхов, так, по крайней мере, падать будет мягче.
Увеличение числа новообращенных в статус скайдайвера, адепта искусства, не прибавляло Чарльзу восторга.
— Не фиг зариться на наше небо, — говаривал он Адаму. Под влиянием своего легендарного отца Адам стал скайдайвером довольно рано, но оставался единственным на Базе, кто не захотел превратить увлечение в профессию. Он понимал, что мог зарабатывать прилично на прыжках в тандеме, но делиться ощущениями с кем-либо не хотел, не таким образом, чувствуя, как к ним примешивается дополнительный вес людей, которые от страха иногда боятся открыть глаза. Вдобавок еще одной его отрадой было писательство, хотя работа в местной газетенке и не приносила особого удовольствия, что и не мудрено с теми статейками о пустых сенсациях, которые ему заказывали, но он считал, что не сдается, ожидая свою захватывающую историю.
Чарльз похлопал Адама по спине ладонью.
— Где-то через месяц настанут кое-какие перемены, — добавил он. — Твой зад будет готов, верно?
— Ага, твой зад будет готов, да, неженка? — откликнулся Джереми, один из трех скайдайверов, которые только что приземлились. Вооруженный бэушной спортивной видеокамерой, он мнил себя оператором группы. С того самого дня, как ему предложили вакансию, около года назад, он всё еще пытался найти свою нишу. Неудачные попытки лишь укрепляли в группе его незавидный статус «Сотого прыжкового чуда» или просто «Чуда». Посмеявшись над собственной шуткой, Джереми не спеша поплелся на Базу.
— Я всегда догадывался, что он гомик, — сказал Чарльз. — Готов поспорить, он заводит «Харлей» с подсоса.
Они оба заржали. Чарльзу наконец удалось сжать ладонь в красный и пятнистый, как панцирь краба, кулак и закрыть им рот.
— Смотрите только, чтобы он этого не услышал, — сказала Айрин, скайдайверша-рекордсменка, урожденная калифорнийка, приехавшая на Базу пару дней назад в качестве гостьи.
— Ага, — откликнулся Дэниэл «Муха», получивший такое прозвище из-за перламутрового сияния своих выпуклых очков, которые он, будучи на Базе, почти никогда не снимал. — Ты, вероятно, сразу это прохавала, Айрин, но Джереми такой же чувствительный, как и его клитор.
Уже почти у самой Базы Джереми резко обернулся, услышав эмфиземное клохтанье Адама и сдавленный рокот Чарльза. Дэниэл помахал ему. Сверкнув глазами, Джереми смешался с толпой.
Своеобразной кодой смеха стало искаженное «Йи-хо!» Чарльза, после которого он потопал с Адамом за остальными в направлении Базы, не упуская из виду приземляющихся.
Айрин свела глаза на локоне, вздохнула и отбросила его на макушку. Она покосилась на Муху, потиравшего руки, как он обычно делал даже в минуты самого незначительного восторга, потом на Адама с Чарльзом, чьи щеки еще резонировали после шутки.
— Ребята, ребята, ребята. Возьмите себя в руки, а?
Все они готовились к ежегодному слету ИнтерКонтинентального Альянса Родственных душ, Увлеченных Скайдайвингом (ИКАРУС), проводившемуся на Базе в целях популяризации их спорта и как дань уважения основателю — отцу Адама. Основное внимание обычно было приковано к попыткам побить один, а то и несколько рекордов в затяжных прыжках. Адаму предстояло стать частью цветка, образованного парашютистами, которые прыгают с высоты шесть километров вниз головой, держась за руки и разгоняясь при этом до трехсот девяноста в час. На данный момент рекорд, установленный в Иллинойсе, составлял 138. В этот раз число участников должно было превысить двести человек, стремглав несущихся вниз, включая приглашенных скайдайверов с разных уголков планеты. Риски, однако, были самые что ни на есть настоящие: столкновения в полете или запутывание парашютов могли стать фатальными.
Локон Айрин вновь спружинил, и она сначала кончиками пальцев, а потом и всей ладонью отбросила его со лба. Шрамы с внутренней стороны предплечья, бледные и узловатые, сияли серебром в солнечном свете. Они имелись на обеих руках, прямые и косые, словно отметки на стенах тюремной камеры. Когда очередная попытка справиться с волосами не увенчалась успехом, она нахмурилась и сказала: «Не стоит