— Ну что у тебя стряслось-то, давай, говори, зря я, чтоли, тащилась к тебе на ночь глядя?

— Говорят тебе, Тимофеев меня бросил. — В голосеАлки послышались злые нотки, Надежда даже обрадовалась, а то сидит какая-товялая, хоть бы накричала, что ли.

— С чего ты это взяла?

— На, читай, — Алка протянула ей тетрадный листок.

— "Дорогая Алла, — прочитала Надеждавслух, — я встретил другую женщину, она меня понимает лучше, чем ты,поэтому я ухожу к ней навсегда. Петр.

Собаку забираю с собой".

— И все? Бред какой-то.

— А что еще? Коротко и ясно. Встретил и ушел.

— Ну не знаю, как же дети, квартира, где он жить-тобудет?

— У нее, наверное.

— Кошмар, вот бы никогда не подумала, такой был тихийприличный мужчина. Ты что это там пьешь?

— Валерианку, уже почти пузырек выпила, а все равнопереживаю.

Надежда поняла, почему Алка такая заторможенная, вырвала унее из рук стаканчик, отобрала лекарство.

— С ума сошла, с сердцем будет плохо, давай лучше чаювыпьем.

— Ну, давай, — Алке было все равно, а Надеждаужасно хотела есть, но, заглянув в холодильник, ничего съедобного там не нашла.

Там стояла только банка консервов для кошки Марфы и кастрюляс костями для собаки.

— Ну хоть печенье у тебя есть какое-нибудь?

Алка протянула ей собачьи галеты.

— Нет, собачьи галеты я есть не могу, зубов жалко.Послушай, а как это он, собаку с собой забрал, а печенье оставил, галеты эти-тотебе ни к чему?

Алка посмотрела на нее в полном недоумении. Надежда поняла,что Алка совершенно ее не слушает и думает о чем-то своем. Алку необходимо былосрочно отвлечь от этих нехороших мыслей, и Надежда продолжала, повысив голос:

— И что это у тебя в квартире такое светопреставление?Прямо как Мамай прошел. Искала что-нибудь?

— Да нет, это уже так было. Наверное, он, когдасобирался, торопился очень.

— А что это он так торопился? Двадцать лет неторопился, а теперь вдруг заспешил, невтерпеж ему, что ли?

Видя Алку в таком состоянии, Надежда уже начинала злиться наПетюнчика, но одернула себя и, по здравом размышлении, удивилась. Насколько оназнала Алкиного мужа, он вообще никогда не торопился, все делал обстоятельно ине спеша, говорил тихим голосом. Конечно, любовь меняет человека, спору нет, новсе-таки что-то тут не то.

Надежда усадила Алку в кресло, помахала у нее перед лицомрастопыренной ладонью, чтобы привлечь к себе внимание.

— Алка, не спи. И зачем ты столько валерианки выпила?Вот теперь ничего не соображаешь. Ты скажи, когда ты про это узнала, запискуэту когда увидела?

Алка очнулась, глянула осмысленно.

— Сегодня утром.

— Так, утром… — Надежда встрепенулась. — Какутром? Сегодня же суббота, ты что, дома не ночевала, что ли?

— Ну не ночевала, так получилась.

Слова из Алки приходилось тянуть клещами.

— Вот что, подруга, давай-ка все-таки хоть пустого чаювыпьем, и ты мне все подробно расскажешь. Торопиться нам некуда, я у тебяночевать останусь, так что давай начинай, — сказала Надежда, отхлебываячай.

— Сидят! Чай пьют! — заорал вдруг попутай Алкинымголосом.

Надежда аж подскочила на месте.

— Господи помилуй, так кондрашка хватит! Слушай, а тыживотных-то кормила? Может, попугай голодный?

Кеша, Кешенька! — Она погладила перышки.

Попугай больно клюнул Надежду в палец. Алка механическинасыпала в кормушку семечек, налила воды. Надежда в это время кормила кошку.

— Рыб не найти, — равнодушно проговорилаАлка, — ну и черт с ними.

— Ты не отвлекайся, рассказывай, где тебя носит, что тыдома не ночуешь.

— Репетиторством занимаюсь. Должен же кто-то деньгизарабатывать!

— По ночам, что ли?

— Да нет, тут случайность. В общем, позвонили мнекак-то и попросили обучать русскому одного иностранца. И между прочим, тридцатьдолларов за урок, такие деньги на дороге не валяются!

— А почему это они к тебе обратились? Ты же, кромерусского, никакого другого языка не знаешь.

— Ну почему же? Я по-английски могу более-менееобъясниться.

— Все-таки как-то странно. Ты обычная учительница вшколе, опытная, конечно, но всю жизнь преподавала детям русский и литературу, ивдруг такое предложение. Ведь для иностранцев специальная методика должна быть.

— Так я же тебе объясняю, а ты все время перебиваешь. Яим и говорю то же самое, а они, он то есть, потому что мужчина звонил, говорит,что меня им рекомендовала моя приятельница, очень меня хвалила, я исогласилась.

— Какая еще приятельница?

— Раньше у нас в школе работала, Ира Стрельникова. Онадавно уволилась. А этот мужчина представился директором фирмы, какой забыла, унего гость живет, его партнер, того и надо обучать. Причем оказалось, что онпо-русски уже немного говорит, а хочет научиться читать и писать, я его иобучала.

— И долго?

— Три занятия было. Они меня на дачу возили.

— В какое время?

— Да в разное. Днем, в июне ведь занятий в школе уженет, можно всегда несколько часов выкроить. Иностранец такой симпатичный,средних лет, зовут Герберт, по национальности не то немец, не то швед.

— Да ты ведь не отличишь?

— Верно, я по-немецки только «Хенде хох!» знаю, апо-шведски вообще ничего. А вчера он позвонил мне в школу, говорит, если можно,вечером позаниматься.

— Кто позвонил-то?

— Директор фирмы, Игорь Петрович, мой наниматель, онмне деньги за уроки платил. Подъехал прямо к школе и отвез на дачу, это поВыборгскому шоссе, на машине минут сорок, а сам уехал. Позанимались мы сГербертом, потом чайку попили, я жду-жду, не едет Игорь Петрович. Потом звонит,извиняется, говорит, что попал в легкую аварию, сам ничего, а машина разбита,ехать нельзя. Времени десятый час, я туда-сюда, а Елена, жена Игоря Петровича,и говорит, что на машине-то до города близко, а до станции пешком километровшесть. Ну куда я ночью шесть километров попрусь? Они и оставили меня ночевать.

— А мужу ты хоть позвонила?

— Позвонила, только не застала, он, наверное, сГавриком гулял. А потом сели мы втроем ужинать, они меня каким-то ликеромнапоили, я немножко опьянела и забыла перезвонить.

— А утром?

— Утром проснулась, голова тяжелая, поискала мобильныйтелефон, не нашла.