— Ну свидетельство о браке ему сейчас ни к чему, новоенный билет должен же он был взять! Дипломы, справки, за всю жизнь многовсего накопилось, это же все ему нужно!

Надежда еще раз посмотрела на записку.

— Слушай, а ты уверена, что это Петюнчик писал? Почеркего?

Алка посмотрела на нее и молча покрутила пальцем у виска.

— Сама можешь сравнить. Вон возьми из нижнего ящика,там его рукописи.

Петюнчик все-таки был доктором наук и много работал дома.Надежда открыла ящик, он был пуст.

— Значит, рукописи свои он взял, а диплом об окончанииуниверситета — нет.

Непонятно!

Надежда оглядела комнату. Они с Алкой кое-как распихалиразбросанные вещи, и теперь в квартире можно было существовать.

— Вот что, Алка, ты как хочешь, а я не засну наголодный желудок. Я сегодня без обеда, у тебя есть нечего, давай пойдем вмагазин и купим.

— Какой магазин, двенадцатый час уже!

— Пойдем в «24 часа», хоть что-то там есть.

— Там же все дорого.

— Ничего, разоримся, а то я все равно не засну. Пойдем,заодно воздухом подышим, ночью воздух свежий; не жарко. Ты оденься похуже,никто нас не заметит.

Алка нехотя принялась одеваться.

В джинсы она давно уже не влезала, поэтому надела длиннуютемную юбку, а сверху Пашкину черную футболку с надписью «Металлика».

— Прохладно, наверное, надо еще что-нибудь.

Она поискала на вешалке, потом сказала:

— Знаешь, еще джинсов нет, домашних, и старой Пашкинойкуртки, мы с Тимофеевым ее по очереди надеваем, когда с Гавриком гуляем.

— Так, значит, он оделся, как с собакой гулять, взялопять-таки собаку и ушел из дома. Ну и ну!

Тут Надежда вспомнила, что Алкин муж был совершенно лысый.

— А на голову он что надевал, когда с собакой ходил?

— Кепочку, такую оранжевую, ему Сашка из Штатовприслал. Слушай, а у тебя деньги есть, в магазин-то идти, а то у меня кошелекпустой, все Тимофеев забрал.

— А где же у тебя все доллары, на иностранцезаработанные? — съязвила Надежда.

— Ой, — Алка оживилась, потом скрылась в ванной ивыскочила оттуда, держа в руках тоненькую пачку долларов в полиэтиленовомпакете.

Как все нормальные люди, она откладывала деньги на черныйдень в долларах, чтобы не пропали и не обесценились. И хранила их Алка воригинальном месте.

— Смотри-ка, все цело, и еще вчерашняя тридцатка.

— Где же ты их прячешь в ванной?

— Ни за что воры не догадаются! Скотчем сзади кстиральной машине приклеиваю.

— А Петюнчик про это знал?

— Конечно, знал, он и придумал.

— Значит, он сережки с колечком, тебе подаренные, взял,а доллары оставил?

Ой, не сходятся у нас концы с концами, либо твой муж полныйидиот, чему я никогда не поверю.

Они спустились вниз. Несмотря на позднее время, на улицебыло довольно оживленно: белые ночи, да еще суббота.

— Давай, Надя, через собачий пустырь пройдем, таккороче.

По тропинке шел припозднившийея собачник, поздоровался сАлкой.

— Это со второго этажа, ризеншнауцер у него.

Немного погодя из разросшейся лебеды выскочил ризеншнауцер,держа в зубах что-то оранжевое. Он остановился на тропинке и принялся эточто-то яростно трепать. Хозяин свистнул где-то далеко. Пес бросил оранжевыелохмотья и понесся на зов. Алка наклонилась и подняла рваную засаленнуюоранжевую кепочку с оторванным козырьком. Изнутри сохранилась надпись: «Made inUSA». Надежда достала полиэтиленовый пакет, аккуратно завернула в него кепочку,и они побрели дальше в полном молчании.

Напившись наконец нормального крепкого чая и съев двабольших бутерброда с колбасой, Надежда успокоилась. Подруги решилиукладываться.

— Алка, дай полотенце, я душ приму.

— А горячей воды нет, — невозмутимо ответилаАлка, — на прошлой неделе на месяц отключили.

— Кошмар какой! Слушай, как хочешь, а я вся в пыли, мнечайника не хватит. У тебя есть кастрюля большая, чтобы воды побольше нагреть?

Алка с ворчанием встала на стул и полезла наверх, где нашкафу стояла огромная кастрюля.

— Помоги мне, держи кастрюлю, пылищи там, я ее раз вгод достаю, когда воду горячую отключают.

Однако как ни странно, пыли на крышке не было. Внутрикастрюли что-то шуршало. Это что-то оказалось плотным конвертом из белойбумаги, на котором стояла печать со львом и было написано на иностранном языке.

— Это по-эстонски, — сказала Алка, — печатьих.

Внутри был вложен лист бумаги с текстом и тоже с печатью, ккоторому скрепкой был приколот листок с переводом, отпечатанным на машинке.

Уважаемый господин Тимофеев!

В ответ на Ваш запрос от 09.01.2001 о состоянии исохранности дома Вашей родственницы Анны Руммо, сообщаем Вам, что ее дом, какпредставляющий художественную и историческую ценность, перевезен вэтнографический музей-заповедник под открытым небом Рокка-аль-Маре в 1986 году.

Секретарь волостной управы Пауль Сепп.

Стул под Алкой угрожающе заскрипел, Надежда подхватилакастрюлю, но выпустила из рук крышку, которая с грохотом покатилась по полу.

— С ума сошла, час ночи, соседи спят, — прошипелаАлка, — дай руку, а то свалюсь.

— Катастр-рофа! — заорал проснувшийся попугай.

— Ты еще тут будешь орать! — накинулась на негоАлка.

— Саша-Паша, прекратите, — немедленно отозвалсяпопугай Алкиным голосом.

Надежда внимательно рассматривала письмо.

— Интересный документ. Кто такая Анна Руммо?

— Это его бабка, Тимофеева моего.

Она была эстонка, вышла за русского и до войны жила здесь, апотом, когда Эстонию, так сказать, наши освободили, она в пятидесятые годыуехала на родину, там и умерла потом.

— Зачем ему понадобилось про дом узнавать? Сейчас уних, конечно, собственность возвращают, но он ведь не гражданин Эстонии, емуничего не дадут.

— Ох, не знаю я ничего, даже не знала, что он писалтуда!

— А самое интересное, зачем он это письмо в кастрюлюположил, от кого он его прятал-то?

— Ты думаешь, от меня? Вот и на конверте стоит: довостребования, понятно, почему я, этого письма не видела.

— Нет, не от тебя. Потому что вот, смотри: на почтовомштемпеле стоит 11 марта, а сейчас у нас июнь, а положил он это письмо вкастрюлю не больше недели назад, потому что кастрюля чистая, пыли на крышкенету. Ох и аккуратный у тебя муж!