— Как же она запросится, если рот заткнут? — простодушно удивился рыжий и двинулся в обход «козлов». — Надо кляп вынуть…

Но старший палач заступил ему дорогу.

— Стой.

Здоровяк недоуменно остановился.

— Скажи, Себастьян, кто умнее: ты или Его преподобие?

От такого вопроса палач даже икнул.

— Не понимаю… мастер.

— Вот и я не понимаю. Разве Его преподобие приказывал вынуть кляп?

— Нет…

— Не приказывал, — повторил медленно Теодор. — Знаешь почему? Нет… Я объясню. Ведьму забирать в Ад является сам Люцифер! И в этот миг она способна на такую ворожбу, что и вообразить страшно. А теперь отвечай: кто будет виноват, если ведьма проклянет кого-то из нас или всех жителей Тентоса сразу?

— Ой… — верзила по-детски прикрыл рот ладонью и опасливо покосился на женщину. К ней как раз пристраивался очередной подмастерье. — Вот, сука… Чур меня… Пропади ты пропадом! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Спасибо за науку, мастер.

— Для того я над вами, щенками, тут и поставлен… — кивнул Теодор. — Стало быть все мы делам верно, как приказано. Овечка упорствует в ереси, а мы пытаемся навернуть ее на путь истинный, в меру сил и крепости духа. Не спи, Отар! Видишь, ведьма даже не вспотела? Ты меня знаешь, не люблю, когда от дела отлыниваю. Накажу за нерадивость! — погрозил темнокожему увесистым кулаком, и тот так рьяно принялся насиловать жертву, что аж козлы с места сдвинулись.

— Другое дело, — одобрил мастер. Приподнял за волосы голову еретички, поглядел в глаза, но видимо не узрел там раскаяния, потому что пробормотал что-то, вроде: «Ну, ну…», и повернулся к заскрипевшей двери. Та приоткрылась примерно на ладонь, а в щель осторожно заглянула голова в круглом шлеме арбалетчика.

— Бог в помощь, мастер Теодор.

— А, это ты, Ганс? Заходи, бездельник. Велели Боги, чтобы вы помогли. Деньги есть? Или опять в долг просить будешь?

Дальше я не слушал. Во-первых, — глаза от дыма щипало так, что слезы горохом катились. Во-вторых, — вроде, всех запомнил. А главное, только сейчас сообразил, что это мне вовсе ни к чему. Достаточно одного раскрыть. Максимум — двух. А уже у них узнать настоящие имена остальных палачей и помощников. Ну, и в-третьих, — кто-то приближался, и лучше чтобы меня не увидел. Кому нужен свидетель того, что я интересовался таинством допроса? Не дай Бог, вспомнит потом нашу встречу. Когда среди инквизиторской братии неожиданный мор начнется.

Шаги приближались довольно стремительно, и у меня хватило времени только чтоб отпрыгнуть на пару шагов от стены и изобразить праздношатающегося воина, неспешно фланирующего замковым двором. Мало ли кому захотелось вечерним воздухом подышать?

— Господин рыцарь! — обрадовался при виде меня, выбежавший из-за угла то ли паж, то ли оруженосец. — Господин рыцарь! Как хорошо, что я нашел вас! Пойдемте, скорее! Все уже собрались. Его преосвященство только вас ждет!

И только теперь я заметил, что одет не в привычную уже байдану, а в настоящий рыцарский доспех. С каким-то вензелем на нагруднике. А поверх доспеха, мне на плечи наброшен белый плащ. Украшенный большим красным крестом.

— Мама дорогая…

* * *

— Опять маму зовет…

Знакомый и очень приятный женский голос доносился как сквозь слой ваты. Наверно, я когда спать ложился, уши заткнул. Сосед у меня буйный. В смысле, фанатик ремонта. Вроде и далековато вилла от виллы стоят, плюс забор, елки… А все равно, звук доносится. Особенно дрель раздражает. Упорно вызывает в воображении бормашину, зубной кабинет, вонь карболки… Сто лет всего этого уже нет в нормальных стоматологических клиниках, а почему-то вспоминаются именно эти ужасы. Не зря говорят, что впечатления детства самые яркие…

М-да… Сон, во всяком случае, на раз снимают. Лучше холодного душа.

Кстати о душе? Что это за фемина в моей комнате, а то и в кровати? Сплю я всегда один. И не изменяю этому правилу уже лет семь. Сразу после похорон… А для приходящих подруг есть гостевая комната.

— Чему ты удивляешься? — раздается второй голос. Тоже женский и тоже знакомый. Хотя уже и менее приятный. — Это они только с виду такие большие и сильные. А случись что, сразу мамку вспоминают.

— Очнулся, что ли?

На этот раз мужчина. Уже лучше, чем гарем в спальне. Хотя, если вникнуть в суть вопроса, то не слишком. Очнулся кто? После чего? Стоп! Это они обо мне говорят?

— Нет… — ответила «приятный голосок». — Бредит. Но кожа уже теплая и влажная. Румянец горячечный тоже сошел.

— Румянец… Говорил же, сразу отвар давать! У басурман каждая вторая стрела отравлена. Они специально в колчан гнилое мясо кладут. Вроде, царапина, пустяк. А потом лихорадка. И либо руку отрезать, либо хоронить. Хорошо хоть кровь пустить догадались.

— Типун тебе на язык, Кирилл! — возмутился еще один голос. — Лекарь, а того не знаешь, что врачевать надо с чистым сердцем и добрыми мыслями. Иначе все твои снадобья, что мертвому припарка. Тьфу ты, прости Господи. Никак заразилась.

— Так, с кем поведешься, Оксаночка…

Еще один мужской. Сколько ж их здесь? Кирилл, Оксана… Имена знакомые. Вот только никак не вспомню откуда. А надо вспомнить. Непременно надо. Заодно, глядишь, всплывет и почему я здесь валяюсь на подобии бревна. Не то что рукой или ногой пошевелить не могу — глаза и те не открываются.

— Тихо вы… — опять мужской голос. Еще один! По интонациям, привычный распоряжаться. — Разгуделись, чисто шмели. Шли бы вы отсюда, а? Дышать в курене нечем. Мелисса, не зыркай. Тебя это не касается. Мы все знаем, что от атамана ты ни на шаг не отступишь. А остальным тут нечего делать! Или я недостаточно громко говорю?

Послышался шорох и шарканье ног. Причем, судя по звукам, людей в… Как он сказал? Курене? Неважно. Внутри людей было больше, чем я слышал голосов и имен. Но и без сопротивления не обошлось.

— Знаешь что, Мамай! — возмутился тот, которого Кириллом называли. — Иди черкесами своими командуй. Думаешь, если Антон тебя наказным атаманом над ними поставил, то ты теперь всюду распоряжаться будешь?!

Угу…