Видимо, всю ночь у моего ложа караулила. Вон как посапывает сладко, пристроив златокудрую головку на мое плечо. Ну и пусть отдыхает, не буду будить. Если ни Мамай, ни де ла Буссенор еще в курень не ворвались, значит, никаких срочных дел нет. Полежу еще немного…

В отличие от вчерашнего дня чувствовал я себя превосходно. И выспался, и внутренне равновесие приобрел, и даже вспомнил недостающие фрагменты прошлого. А именно, о Крымской части моего вояжа. Нового товарища — Кара-мурзу. Гнусного предателя, которого сам же и помиловал, вопреки просьбам друзей — Сабудай-мурзу. Мятеж Саин-булат хана. В котором я принял самое непосредственное участие, закончившееся свержением и убийством бывшего правителя Крымской орды Махмед-Гирея. Который устроил нам ловушку в Ак-Кермене, но благодаря моей прозорливости и, чего там скромничать, полководческому таланту, сам оказался в смертельной западне. Поскольку хитрость его я разгадал, и покойный нынче хан был пойман почти без войска в Перекопе.

Ну, а после его казни, и подтверждения уважаемыми людьми чистоты крови Саин-булат хана, дающей ему права на Крымский престол, все стало намного проще. С фирманом нового хана и сотней нукеров и моих черкесов Сафар-бей привел к присяге всех мурз, беев и беков тем или иным образом считавшихся подданными Крымской орды. Ну а сам Саин-булат, собрав все дары, какие только сумел, заторопился с посольством в Стамбул. Только после одобрения султаном, он становился истинным правителем Крыма, вассала Османской империи.

Простились мы с ним хорошо. Я получил звание трехбунчужного бека. И широким жестом отказался от десяти тысяч талеров — подарки для султана и без меня обескровили казну. Жест был оценен и взамен я получил негласное разрешение еще немного «поработать» на Муравском и Черном шляхах. С единственным условием, убивать только харцызов и башибузуков. Условие меня вполне устраивало, так что мы с Булатом, выпили чаю с шербетом и халвой, обнялись и раскланялись. Новый хан даже снизошел до того, что провел меня до самой двери тронной залы, непрерывно заверяя в дружбе и посильной помощи против моих врагов. И, наверно, чтоб окончательно сразить невероятной щедростью, Саин-булат хан разрешил мне вербовать в свой отряд любого его подданного. От простого пастуха и до вельможи.

Честно говоря, была у меня мысль воспользоваться. Татары верные, преданные господину, как псы. Если не жалеть денег на экипировку, да натаскать как следует — порвут любого врага, как Тузик грелку. Да и своего не подпустят, пока не разрешу.

Но, здраво поразмыслив, решил от этой идеи отказаться. Панцирные казаки, черкесы и крымчаки в одном фла… в смысле, отряде — гремучая смесь, покруче нитроглицерина. Никакая инфузорная земля не поможет. От малейшего толчка или искры так рванет, что костей не соберешь. А с учетом того, что каждый мой боец двух, а то и трех десятков обычных воинов стоит, то и разрушения получу тоже соответствующие.

И все-таки… Великие мужи учили, что не стоит класть в корзину оба яйца. Вот и я решил, запасной аэродром замостить соломкой. Тем более, повод был.

Желая обеспечить себе надежный тыл, мало ли как дела в Стамбуле сложатся, Саин-булат хан попросил меня отвезти Кара-мурзе пайцзу на владение Ак-Керменом. Новый хан понимал, что случись что, помощь он получит только от таких же, как и он сам, мятежников. Людей, которые подняли и возглавили восстание с первых дней. Потому что шелковый шнурок вручат им всем* (*шелковый шнурок — знак того, что вельможа приговорен султаном к казни и, если не желает публичного позора, должен удавиться сам. Иногда знак привозил палач) А имея за спиной такую мощную крепость и преданный гарнизон, можно еще попытаться выторговать помилование. Например, угрожая тем, что ключи от города отдадут врагу.

Так что лучше коменданта и главы для Белой крепости, чем Кара-мурза, с которого эта вся история и началась, и поискать трудно. А у меня был к нему свой разговор. Тоже доверительный. Татарин спас мне жизнь, я — отплатил тем же, чем не повод посидеть за достарханом и поговорить открыто? Притом, что моя просьба не шла вразрез ни с планами мурзы, ни с пожеланием хана Булата. Потому что сводилась к одному — за мои деньги купить небольшой, но крепкий дом. А еще нанять и экипировать десятка три отборных головорезов. Года на два… Лучше всего из осужденных к галерам беглых рабов христиан. И пусть живут в Ак-Кермене до первого требования. И городу лишние бойцы не помеха, и я буду знать, что если когда-то придется впопыхах бежать в Крым. У меня здесь будет не только надежный кров, но и «острый меч».

Кара-мурза меня понял с полуслова и пообещал все сделать в лучшем виде. От предложенных дукатов отказываться не стал… Поколебался немного, но после того, как его имущество попало в руки Сабудай-мурзы, лишних денег у татарина не было. А с первых же дней запускать руку в казну, он еще не был готов.

В общем, посидели, выпили, покурили кальян и расстались довольные жизнью и друг другом. Кара-мурза остался управлять городом и крепостью, а я — отправился к уже облюбованной переправе через Днепр. Где меня дожидался Мамай и остальные спутники.

— С добрым утром… атаман… — промурлыкала в ухо Мелисса, томно потягиваясь. Из-за чего шелковое одеяло скользнуло с плеч девушки аж до пояса, открывая моему взгляду великолепную грудь. — Как ты себя чувствуешь?

— Отлично.

Но черной сестре моего слова оказалось недостаточно. Сперва лоб пощупала, потом за запястье подержала. Ухом к груди приложилась. Веки пальчиками раздвинула, осматривая глазные яблоки. При этом, не обращая ни малейшего внимания, на форму одежды. В смысле, ее полнейшее отсутствие… как на мне, так и на ней..

А я что? Сказал доктор «мышите, не мышите», исполняю. Приятно все-таки с утра по раньше созерцать нечто милое взгляду. Причем, под любым ракурсом. И пусть это не совсем мое, всего лишь бессрочный абонемент All inclusive, но так тоже неплохо. Не срастется — никто никому ничего не обещал и не должен.

— Угу… — изогнула бровь златовласка, лукаво поглядывая на одеяло, пытающееся изобразить подобие шатра. — Похоже, выздоровел.

— Твоими молитвами, Пчелка…

— Спасибо… — Мелисса по-сестрински чмокнула меня в щеку и стала одеваться.

— И все? — протянул я разочаровано. Поскольку был совсем не против перейти от созерцания изящества к его прикладному использованию.

— Вечером… — девушка