Полумрак кареты, знакомые запахи бархата и духов вернулиМарии самообладание. Она села, неторопливо разложила вокруг пышные складкиплатья и небрежно кивнула офицеру, который все еще стоял, полусогнувшись, – былслишком высок, чтобы распрямиться в этой тесной, уютной коробочке.

– Вы можете сесть, сударь.

– Вы так добры, баронесса, – сказал он с иронией в голосе.

Сердце Марии екнуло. В следующее мгновение она выхватила изшелковой сумочки свои дорожные бумаги и ткнула ими в лицо офицеру:

– Да, я баронесса Корф. И что же? Мои документы в порядке,на них подпись самого Монморена…

– Да, да, русский посол господин Симолин и наш министриностранных дел оказались настолько легкомысленными, что поверили в вашу байку:мол, собираясь в дорогу, вы нечаянно, вместе с прочим мусором, сожгли толькочто полученные документы, согласно которым собирались ехать во Франкфурт сдвумя детьми – какими? чьими, позвольте спросить? – а также с камердинером,слугами, горничной и еще бог весть с кем! Отчего же вы изменили свои планы ипопросили новые документы – на выезд в Рим в сопровождении одного лишь слуги?

Только Симолин и Монморен знали о суете с документами, нолишь русский посол мог догадываться о том, что за всем этим кроется. Что жеподозревает, о чем догадывается, что знает доподлинно этот офицер?

Мария была слишком упряма, чтобы сдаться без борьбы. Оназаносчиво спросила:

– А какое вам дело, сударь, до того, почему женщина вдругизменила свои намерения? Да, документы сгорели, вдобавок я сочла, что холодныйвоздух Франкфурта не пойдет мне на пользу, и предпочла теплый, итальянский.

Офицер глядел сочувственно, кивал понимающе:

– Да, о да, мадам. Клянусь, вы меня убедили, к тому же яснисходителен к женским причудам. Скажите только, что же нам теперь делать сдвумя баронессами Корф?

Сердце Марии снова екнуло. Она с трудом перевела дух.

– Как… с двумя?

– Да так. С вами, баронессой Марией Корф, глаза темные,волосы русые, рост высокий, двадцать девять лет, – и еще с одной, по документам– тоже двадцать девять, а на деле – тридцать восемь. И волосы у нее седые, ипри ней увалень-муж по фамилии Капет, который ехал под документами этоговымышленного камердинера. Плюс двое детей, верная подруга… – Он на секундузамолчал, глядя в ее побледневшее лицо. – Продолжать?

Мария едва заметно покачала головой. И вдруг,встрепенувшись, ухватилась за последнюю соломинку:

– Вы сказали – седые волосы? Почему – седые? Тут какая-тоошибка!

Он помедлил с ответом, явно наслаждаясь ситуацией. Затем,чуть усмехнувшись, проговорил:

– Никакой ошибки, мадам. Волосы той, что ехала на север подвашим именем, волосы Марии… Марии-Антуанетты, которую французский народсправедливо прозвал австрийской волчицей, – волосы ее поседели за одну ночь:после возвращения из Варенна, где ее задержали.

Мария смотрела на него расширившимися глазами.

Все, конец. Вот теперь и впрямь – конец.

* * *

Варенн! Но ведь это совсем близко от Парижа! Почему же такскоро их схватили? Почему их вообще схватили? Что произошло, что не сработало втщательно выверенном плане?!

Господи, как долго они готовились… Королева оказалась, каквсегда, гораздо решительнее своего мужа. Людовик XVI никак не мог поверить, чтоего bon peuple [2] желает теперь лишь одного: низложения и смерти своего BonRoi. Но устроить бегство королевской семьи – дело нелегкое, деликатное иопасное: следовало раздобыть деньги, фальшивые паспорта, карету, кучера,лошадей, охрану, провизию, нужно было договориться о подставах в дороге,вывезти монархов из Тюильри, доставить их к границе… Документами занималасьМария. Добыть их удалось без особого труда. Деньги раздобыли Жан-Аксель Ферзен,верный рыцарь несчастной королевы, ее наперсница Элеонора Сюлливан и стараяграфиня Строилова, тетка Марии. Элеонора, кроме того, заказала у каретникаЖана-Луи огромную берлину [3], которая могла вместить и монархов, и свиту.Ферзен… Ферзен, казалось, был повсюду, принимал участие решительно во всем, иво время всех этих хлопот Мария впервые взглянула с уважением накрасавца-шведа: да, любовь к королеве и впрямь – звезда путеводная его жизни!Когда все было готово, слажено, подогнано одно к другому, словно части хитроумногомеханизма, пришлось помедлить еще несколько недель, чтобы дождаться отпускаодной из горничных Марии-Антуанетты, которой побаивались, подозревая в нейдемократку. И вот три дня назад одна баронесса Корф со свитой и семействомвыехала на север, направляясь во Франкфурт, другая, почти в то же время, – наюг. И… и что же случилось? По какой причине столь тщательно слаженный заговорпровалился?

Мария сжала кулаки – ногти вонзились в ладони. Однако туманв глазах начал рассеиваться.

Так… Воистину, воля господа неисповедима, и что случилось –то уже случилось. Но она еще узнает, как это произошло и можно ли всеисправить. Правда, узнает и исправит лишь в том случае, если будет иметь такуювозможность. А для этого надо поскорее воротиться в Париж, а еще прежде –избавиться от вертопраха-полицейского, нагло развалившегося напротив и неспускающего с нее своих бесстыжих глаз.

Гасконец! Со времен Анри IV все рисуют себе гасконцев врадужных красках и не знают в том никаких сомнений. Однако этот офицер –последний человек в мире, которому поверит и доверится Мария!

– Да, – задумчиво проговорила она, – быстро же вы до менядобрались…

– Это времена такие нынче – быстрые, даже стремительные. Ктому же – счастливая судьба! – Он сделал попытку галантно поклониться, но заделмакушкой потолок кареты и остался сидеть. – Правда, на сей раз судьбе помогодин бдительный гражданин, друг народа. Да вы его видели, наверное: кузнец изМон-Нуар. У него возникли подозрения на ваш счет. Чтобы проверить их, он решил помере сил и фантазии задержать вас в пути… а тут гонец из Парижа с известием овареннском бегстве. Мы ринулись в погоню за вами – а вы нас уже здесьподжидаете!

Он явно издевался, но Мария и бровью не повела: что без этоймрачной твари, кузнеца, не обошлось, она уже давно поняла.