Касси тряхнула головой, не позволяя себе поддаться накатившему отчаянию, которое было верным спутником ее одиноких вечеров, однако смотревшая на нее сверху вниз Ниобея поняла все по-своему.

— Не согласна? — усмехнулась она. — Быть может, считаешь, что я не способна отличить красивое платье от уродливого? В таком случае вынуждена тебя разочаровать: не только я придерживаюсь мнения, что твои подделки никуда не годятся. Не далее как вчера, когда дори Галена привезла мне этот наряд, я показала ей твои работы в надежде, что, быть может, в них есть хоть капля таланта. Но, увы, приговор был суров, и я, наверное, пожалею тебя и не стану приводить все те эпитеты, которые она использовала, распекая твои фантазии. Одно лишь повторю: подобная безвкусица никогда не появится в витринах ее салона!

Если Ниобея рассчитывала этими словами унизить падчерицу, то ей это не удалось. Касси, пожалуй, навсегда отказалась бы от своего увлечения, узнай она, что дори Галене понравились ее работы. Упаси Ивон[4] от подобной покровительницы! Касси не считала себя законодательницей в мире авгинской моды, но ей бы и в страшном сне не приснилось появиться на людях в аляповатых и вызывающе развратных платьях дори Галены.

К сожалению, далеко не все местные красавицы считали так же, как Касси, потому салон дори Галены процветал и спрос зачастую превышал предложение, несмотря на совершенно астрономические цены на сшитые ею наряды. Касси даже думать боялась, сколько стоило нынешнее мачехино платье. Вряд ли сильно дешевле, чем последний корабль ее мужа. Возможно, задумайся отец над столь неразумными тратами второй жены, и его нынешнее положение оказалось бы не столь плачевным. Но он был без ума от Ниобеи, всячески баловал ее и сына и даже слышать не хотел о том, чтобы в чем-то их ограничивать. Что оставалось Касси? Лишь утешать себя мыслями о том, что ее эти проблемы вскоре перестанут касаться.

И безмолвно сокрушаться недальновидности родителя, по какой-то необъяснимой причине видящего в дочери своего недоброжелателя.

— Мне очень жаль, — с трудом скрыла улыбку Касси и склонила голову так низко, что у нее заныла шея. — Я знаю, вы хотели мне помочь, но, наверное, будет лучше, если вы больше не станете ни с кем обсуждать мое скромное увлечение. Мне не хочется, чтобы люди испортили свое мнение о дори Ниобее, узнав, что у нее столь дурно воспитанная падчерица.

Это был увесистый камень в огород мачехи, и Касси, еще не закончив речь, почувствовала, что перегнула палку. У Ниобеи мог отсутствовать вкус, но в отсутствии ума обвинить ее было невозможно. Кроме того, у нее имелся необъяснимый нюх на ложь, позволяющий махом выводить пытающуюся хитрить падчерицу на чистую воду, а Касси, когда ее захлестывали эмоции, не умела юлить и вовремя останавливаться.

Вот и сейчас, не справившись с заклокотавшим гневом, она подставила саму себя. Надо было остановиться после первой фразы, но Касси выводила из себя одна лишь мысль о том, что мачеха копалась в ее вещах, да еще и обсуждала ее работы с другими людьми за ее спиной. Знатно они, должно быть, посмеялись! Спасибо, хоть не напакостили!

— Не переигрывай! — холодно заметила Ниобея и недобро прищурилась. — Иначе возьмусь за твое воспитание и за четыре оставшихся до твоего совершеннолетия месяца сделаю из тебя шелковую дорини, считающую за счастье стать женой любого мужчины, которого ее родители выберут ей в супруги!

Касси усмехнулась: дай мачехе волю, она давно замордовала бы падчерицу собственными требованиями. Но, к счастью, хоть здесь не было ее власти.

— Вряд ли папе это понравится, — почти весело напомнила она, невольно чувствуя себя победительницей. — Он пообещал Создателям, что позволит мне жить собственным сердцем, если они спасут меня от болезни. Они спасли. И папа держит слово.

Это случилось почти следом за маминой изменой. Касси проводила лето вместе с лучшим другом у его бабушки, а, когда вернулась, маму в доме не застала. Отец был чернее тучи и ничего не мог ей объяснить. Только от няньки Касси узнала, что мать сбежала с любовником еще месяц назад и с тех пор о ее местонахождении ничего неизвестно, «будто бы она и сгинула. Впрочем, может, это было бы и к лучшему, потому как дорр Леонидис так разочарован ее предательством, что подал на развод и приказал…»

Дальше Касси не слышала. Оттолкнула няньку, не желая верить ее словам, и, словно бы повторяя вслед за матерью, удрала из дома. Как долго и где именно она бродила, Касси не могла припомнить и по сей день. В памяти остался лишь момент, когда она открыла глаза, лежа в родной постели, и услышала, как сидевший в ее изголовье отец произносил озвученную нынче Ниобее клятву. Та стояла мачехе поперек горла, но перечить мужу в подобном деле она себе благоразумно не позволяла. Не время было гневить богов. Особенно теперь.

— Леонидис ни о чем и не узнает, — с безжалостной улыбкой пообещала Ниобея. — Не до того ему будет в море. А когда вернется и увидит дочь нежной да покладистой, еще и спасибо мне скажет. Он-то знает, что только ради него стараюсь. Себя не жалею. С чего бы мне тебя жалеть?

Касси вздрогнула. Отступила. Кровь отлила от ее лица. В том, что мачеха способна выполнить свою угрозу, она не сомневалась. До сих пор лишь воля мужа удерживала Ниобею от решительных действий. Но если и от отца не будет Кассандре защиты…

— Я имею право сама решать, выйти мне замуж или предпочесть труд! — тщетно стараясь заставить свой голос не дрожать, возразила Касси. — Вы не можете принудить меня к браку…

— Не можем, — согласилась Ниобея, однако лицо ее выражало отнюдь не проигрыш, и Касси стало по-настоящему страшно. — Но ты ведь умная девочка, понимаешь, как отцу сейчас тяжело. И если его нынешняя затея потерпит крах, единственным способом избавить его от разорения будет твой выгодный брак. К счастью, в Авге есть состоятельные мужчины, способные дать за невесту такой выкуп, который приведет наши дела в порядок. Жаль, конечно, что ты ни личиком, ни фигурой особо не вышла, ну да это дело поправимое. Подкрасим, красиво приоденем, где надо — ваты подложим…

— Ни за что! — выкрикнула Касси, не в силах больше это слушать. Она не сразу заставила себя поверить в серьезность мачехиных намерений, но та говорила так гладко, словно давно уже вынашивала свою месть и наконец нашла способ воплотить ее в жизнь. Быть может, она и придумала это отцовское путешествие, чтобы воспользоваться отсутствием мужа и продать падчерицу повыгоднее? Да только не на ту напала! Касси скорее с камнем на шее в море бросится, чем с нелюбимым судьбу свою свяжет! А пока будет всем богам молиться, чтобы отец с хорошей выручкой вернулся и отказался от подобной идеи раз и навсегда! — Если вы боитесь нищеты, так и скажите! Я — не боюсь! По мне лучше!..

— Ладно, — неожиданно выдохнула Ниобея, обрывая ее, и отвернулась, чтобы посмотреть в зеркало. — Я позвала тебя сюда вовсе не для этого разговора: для него еще действительно не время. Мы с твоим отцом уезжаем во дворец энитоса[5] и вернемся только к утру. Ты должна накормить Протея и уложить его спать. И не вздумай ночью отойти от него хоть на минуту! Еще одно ослушание, Кассандра, и, клянусь, я!..