Нелегкая задача. Особенно когда “до бала” осталось двадцатьминут. Впрочем, все как всегда.

— Лучше дай мне лак, — Маруся накрутила на щетку очереднуюпрядь и решила, что ее хорошо бы обильно полить лаком. По задумке прядь должнабыла изящно спадать, или, как это называла Алина, “струиться”, со лба на висок,и потому ей отводилась особая роль и, соответственно, требовалась особая форма.

Пошарив рукой и что-то, с грохотом свалив с утлого столика,Алина сунула в ладонь подруге холодный длинный баллон.

— На. Подавись своим лаком. Я бы ни за что не пошла.

— Ты и не идешь, — сообщила Маруся резонно.

— А ты зачем идешь?

Маруся зажала баллон между колен и проворно схватила сподставки фен.

Алина пилила ее всю неделю. Как только узнала, что онасобирается на “встречу друзей”, так принялась ее пилить усердно и методично,день за днем. Маруся вздыхала и отмалчивалась, по опыту зная, что такая тактикаединственно верная. Если начать Алине возражать — хлопот не оберешься. Иглавное, все равно все останутся при своем мнении.

— Алин, я сто лет нигде не была, а тут вполне законныйповод. Встреча выпускников.

— Ну да, — согласилась та и с силой смяла в пепельницеостатки своей невиданной пахитоски, — повод. Не я ль тебя, душеньку, приглашалана прошлой неделе на презентацию этих… как они… ну, которые мебель продают… какже… Впрочем, хрен с ними. У них все как у людей было, в “Мариотте”, с хорошей едой,с певцами и певицами, с увеселениями, с развозом! Что ж ты не пошла?

— Алин, ну в какой еще “Мариотт” я пойду людей смешить! Уменя один выходной костюм. Я его в девяносто шестом году купила на рынке вЦСКА.

— Мы его вместе купили, — буркнула Алина и, соскочив состола, подошла и взяла у Маруси фен, — стой, не вертись, я тебе чуть-чутьпоправлю…

— Ма-ам! — прогудел из соседней комнаты Федор. — Мам, ты незнаешь, где мой английский?

— В кухне на подоконнике, — тут же отрапортовала Маруся. —Если ты будешь по всему дому разбрасывать свои веши, я…

— Знаю, знаю, — сообщил Федор уже из коридора, — ты всесоберешь и выбросишь в мусорное ведро. Только я все равно и из ведра достану.

— А ты что, математику уже сделал?

— Да-а…

— Что-то я сомневаюсь. Алин…

— Ну конечно, — перебила подруга, накручивая на щеткуследующую прядь, — первый раз, что ли!.. Математику проверим, английскийсогласуем, новые слова выпишем, старые повторим и только после этого станем вдурака играть!

— А может, сначала в дурака, а потом английский согласуем? —спросил Федор лукаво и сунул в дверь круглую башку.

Федору на днях стукнуло девять. Он был оченьсамостоятельным, несколько рассеянным мальчиком, обладал превосходным чувствомюмора и учился на одни пятерки. Во-первых, потому, что это было легко, аво-вторых, потому, что ему нравилось доставлять удовольствие матери.

— Брысь! — шикнула на Федора Алина. — Не нервируйродительницу, а то она сейчас вообще никуда не пойдет, останется с намианглийский учить.

— Нет уж, пусть идет! — перепугался Федор за дверью, и онизасмеялись.

Алина выключила фен и стала осторожно и продуманнораспределять по Марусиной голове только что сформированные пряди. Услышав, чтов соседней комнате Федор, повздыхав, придвинул стул к столу, она попросила жалобно:

— Мань, я тебя умоляю, ты хоть с ним не разговаривай, чтоли!.. Хотя, может, его вовсе и не будет.

Жалобный тон совершенно не шел ей, как будто она по ошибкенацепила одежду с чужого плеча, но Маруся была благодарна ей за заботу.

— Ну, конечно, может, и не будет, — проговорила онауспокаивающе, — что ты сама извелась и меня извела?! Я же не ради него иду! Вседавно прошло, мне даже не интересно, будет он там или не будет.

— Я знаю! — возразила Алина, возвращаясь к прежнемуэнергичному тону. — Я все знаю, дорогая! Конечно, ты идешь не из-за него, нокак только его увидишь, сразу сиганешь в какой-нибудь угол и там до концавечера протрясешься. А я потом тебя буду коньяком отпаивать.

— Не хочу слушать никаких твоих выдумок, — сказала Марусяхолодно, и Алина посмотрела на нее с жалостью.

Десять лет назад, на таком же вечере Маруся Сурковаповстречалась с бывшим одноклассником Димочкой Лазаренко. Как водится, “последолгой разлуки”.

“Разлука” длилась пять лет, прошедших после окончания школы,и за эти пять лет Маруся ни про какого Димочку ни разу не вспомнила. Почему-тона этой встрече Димочке пришло в голову, что скальп Маруси Сурковой, бывшейотличницы, тихони и даже не синего, а “серого чулка”, отлично украсит егоколлекцию женских скальпов, собранную за солидную донжуанскую практику.

Скальп занял почетное место в галерее на удивление скоро,Лазаренко и сам не ожидал, что добыча окажется такой легкой и… не слишкоминтересной. Охотнику не пришлось часами лежать в засаде, вздрагивать при видечуть шелохнувшейся ветки, с замиранием сердца рассматривать еще не заветренныеследы у сердитой горной речки — глупая “серая зайчиха” доверчиво выскочила излеса прямо на сверкающее начищенной сталью дуло.

Димочку такие легкие победы не занимали. Несколько дней онзабавлялся тем, что наблюдал, как дикий зверь становится все более ручным,домашним и милым, как начинает тереться головой о подставленную руку, какпреданно заглядывает в глаза, ожидая похвалы и ласки, как валится в траву,подставляя беззащитный живот, как приучается выполнять команды, а потом ему всеэто надоело, и он зверя застрелил.

Просто взял и застрелил, равнодушно глядя в преданныеумильные янтарные глаза.

Если бы не Федор, доставшийся Марусе от Димочки, вряд ли онапришла бы в себя так скоро. А может, и вообще не пришла бы.

Если бы не Федор, который должен был родиться, и не лучшаяподруга Алина. С тех пор прошло десять лет.

За эти десять лет Маруся иногда видела Димочку, но онникогда не видел Марусю, и ее лучшей подруге Алине очень хотелось, чтобы всеоставалось по-прежнему. Она отнюдь не разделяла неожиданно взыгравшее в Марусежелание ворошить прошлое, и даже боялась его.

Зачем ей понадобилась эта дурацкая встреча содноклассниками?! Что за интерес встречаться с какими-то чужими, полузнакомыми,неинтересными людьми? Ладно бы еще нужда заставляла, а так, по собственнойволе?! Сама Алина назад никогда не оглядывалась, в воспоминаниях не ковыряласьи выражение “жить прошлым” ненавидела.

— Ты юбку погладила, мать?

— Вчера еще. Вон на кресле висит.