Маруся тоже похлопала.

Молодец Потапов. В люди выбился, говорит хорошо, выглядитприятно. Брюхо не отрастил, волосы не все растерял, научился носить костюмы игалстуки, охранника за плечом совершенно не замечает, как будто его там и нет,и на ритуальные танцы вокруг себя начальников рангом пониже, кажется, неслишком обращает внимание.

Хорошо бы с ним поговорить, все-таки много лет подряд онсписывал у нее литературу, а она у него — алгебру и английский. АнглийскийПотапову давался так легко, как никому из их класса, а Марусе в самых кошмарныхснах до сих пор снились эти проклятые времена “паст перфект” и “герундий”.

Впрочем, что зря мечтать. Вряд ли ей дадут с ним поговорить.Как только кончится действо и начнется застолье, кто-нибудь из местногоначальства под ручку утащит его в “отдельный кабинет”, или он сам удалится в“Мерседес”, который Маруся видела у школьного крыльца, со скучающим, несколькоутомленным, но вполне благожелательным видом, как и положено начальнику егоуровня, посетившему такое ничтожное мероприятие, чтобы отдать дань милымдетским воспоминаниям.

А жаль. Маруся могла бы попроситься к нему на работу.

Ей вдруг стало так неловко, что она покраснела и оглянуласьна сердитую соседку слева — не услыхала ли она как-нибудь крамольных Марусиныхмыслей.

Что это пришло ей в голову! Наверное, не только директрисе,но и ей, Марусе, придется на ночь тяпнуть чего-нибудь успокоительного! Что заерунда! К Потапову теперь нельзя даже просто подойти, не говоря уж о том, чтобыпросить об одолжении! Случайно получилось так, что когда-то они были знакомы, итеперь она вполне может похвастаться в компании, что лично знает “самогоПотапова”, но “сам Потапов” нынче вряд ли захочет даже плюнуть в ее сторону!..

И все-таки жаль. Вдруг это был бы ее шанс?

Маруся Суркова всегда старалась использовать все возможностидо конца. Ради Федора и его спокойной жизни она готова была не только кинутьсяв ноги ставшему совсем чужим и взрослым бывшему однокласснику Потапову, онамогла бы землю копать. Или бревна таскать. Да все что угодно.

А на работе у Маруси все было… не слишком хорошо, и этонапрямую угрожало благополучию Федора и ее собственному. Вспомнив об этом, онавнезапно перестала слышать и видеть, и ей стало все равно, приехал ДимочкаЛазаренко или нет.

Она не может потерять работу. Они не выживут, если онапотеряет работу. Даже двух месяцев без работы она не протянет.

А начальник, между прочим, с каждым днем становился всехолоднее и холоднее, и как-то странно морщился в ее присутствии, и что-то всеотворачивался, и распоряжения отдавал напряженным высоким голосом, что — Марусязнала — являлось признаком высшей степени недовольства.

Она очень старалась. Она работала быстро и безупречно. Онавыполняла его указания еще до того, как он договаривал их до конца. Она необращала внимания на его хамство, раздражительность и перепады настроения. Онаизо всех сил пыталась облегчить и организовать его работу как-нибудь так, чтобыэта работа хоть как-то делалась, поскольку он сам, личность высокоготворческого полета, считал, что работать вовсе не должен, что он исключительнохорош уж тем, что просто существует на свете — в этой должности, в этомкабинете, среди богатой мебели, в окружении евроотремонтированных стен, изящныхнастольных безделушек, которые ему привозили со всего мира, среди люстр,искусственных и живых цветов, глухих дорогих ковров — всего этого новогоблеска, появившегося так недавно и моментально вытеснившего из высокихкабинетов былую начальственную канцелярщину.

Маруся работала не за страх, а за совесть, не позволяя себени лишнего слова, ни необдуманного жеста, и была совершенно уверена, что ещенемного — месяц, два, — и он ее уволит.

Жаль, что не придется поговорить с Потаповым. Терять ей всеравно нечего, а он много лет списывал у нее литературу. Впрочем, она тоже многолет списывала у него английский.

Маруся усмехнулась, возвращаясь обратно — из тревожных,нервных и лихорадочных дум о работе в школьный актовый зал, где ужезаканчивалась торжественная часть, и от сгустившейся парфюмерной духотыначинала побаливать голова, где в задних рядах уже умеренно шумели подуставшиеот речей бывшие ученики, мечтая поскорее приступить к банкету, а седенькиезавитки на макушке у директрисы тряслись все заметнее и заметнее.

Может, он и не приехал. Может, его не нашли, когдаобзванивали выпускников восемьдесят пятого года. Или он не захотел приехать.Или не смог. Напрасно она мучилась бессонницей, и выслушивала Алинины колкости,и не проверила сегодня английский у Федора, потратив все время на изобретениекакой-то необыкновенной прически. Он не приехал. Ну и черт с ним.

Пробежали хлипкие аплодисменты. Директриса все еще что-тоговорила в микрофон, а по всему залу уже вставали с мест, хлопали по карманам впоисках сигарет, махали друг другу, и префект — а может, супрефект — впрезидиуме уже крепко взял под руку Потапова, намереваясь вести его в“отдельный кабинет”. Маруся тяжело вздохнула и поднялась с места, ругая себя зато, что потащилась на этот вечер, и только время потеряла, и теперь чувствуетсебя так, как будто ей публично надавали по щекам. Соседка слева, стремясьпоскорее выбраться из ряда цепляющих за колготки школьных стульев, уже вовсю нанее наседала, Маруся повернулась, чтобы идти, и нос к носу столкнулась сДимочкой Лазаренко.

* * *

Всю торжественную часть он просидел за Маней Сурковой. Маняпонятия не имела, что он сидит прямо за ее спиной и слышит каждый ее вздох ивидит каждое ее движение, и это его забавляло.

Когда-то он с ней спал, и она даже доставляла емуудовольствие. Такая была… свеженькая, глупенькая, неиспорченная совсем, какгероиня фильма про деревню семидесятых. Дура, конечно, но тогда ему не былоникакого дела до ее умственных способностей. Его привлекала ее свежесть,“подлинность”, как он назвал бы это сейчас. Тогда, десять лет назад, это словоеще не было в таком ходу.

Как все изменилось за эти десять лет!

Из ученика художественного училища Димочка превратился впроцветающего художника. Издательства наперебой заказывают ему иллюстрации, игонорары вовсе не так уж скудны, и собственная мастерская уже не кажетсяпределом мечтаний, и на тусовках восторженные барышни от искусства провожаютего горящими взглядами, и он принимает эти взгляды как должное, потому чтознает — он хорош, молод, довольно известен, и со временем станет еще известнее,его картины покупают уже сейчас, и тот самый небольшой заказ от мэрии онвыполнил просто блестяще, и совсем недавно его показали в крошечной программкена Третьем канале, посвященной столичной светской жизни. Программка была кемнадо замечена, оценена, взята на учет, как и заказ от мэрии, и многое другое.

Успехи были налицо.