— Вообще-то я не в курсе. — Джеймс на мгновениезадумался.

— Ты не в курсе… Ну да, конечно, в конце учебного годаты всегда не в курсе — самое время бросить своих девчонок. Тебе же нужнасвобода маневра на каникулах, верно?

— Конечно, — просто ответил Джеймс и улыбнулся.

Филипп уставился на гостя с нескрываемой ненавистью.

Что касается Поппи, то ее охватила радость. Прощай, Жаклин,пока, Микаэла, оревуар длинные ноги Жаклин и огромная, словно надувная, грудьМикаэлы. Лето сулит ей необыкновенное счастье.

Многие думали, что отношения Джеймса и Поппи носят дружескийхарактер, но все обстояло иначе. Уже много лет Поппи точно знала, что рано илипоздно выйдет замуж за Джеймса. Это была вторая мечта ее жизни; первая состоялав том, чтобы посмотреть мир. Просто она еще не удосужилась сообщить Джеймсу освоих планах, поэтому пока он пребывал в заблуждении, что ему нравятсядлинноногие девушки с накладными ногтями и крепкими ягодицами.

— Ну, как новый диск? — спросила она, чтобыотвлечь его от яростного обмена взглядами с будущим шурином.

Джеймс понял ее:

— Вот, это новый альбом. Этно-техно.

Поппи обрадовалась:

— Ой! Снова тувинское горловое пение, пойдем скорееслушать.

В эту минуту в кухню вошла мама Поппи. Миссис Хилгард,холодная, во всем безупречная блондинка, очень походила на хичкоковскихгероинь.[2] Ее лицо выражало безусловную уверенность в себеи способность справиться с любыми препятствиями. Вылетая из кухни, Поппи чутьне сшибла ее с ног.

— Извини, ма, доброе утро.

— Подожди-ка, ну-ка задержись на минуту, — сказала«ма», ловко поймав Поппи за край футболки. — Доброе утро, Фил, доброеутро, Джеймс, — добавила она.

Фил поздоровался, Джеймс кивнул в ответ вежливо и иронично.

— Здесь кто-нибудь завтракал? — спросила миссисХилгард, и когда мальчики ответили утвердительно, повернулась к дочери. —А ты? — осведомилась она, пристально глядя ей в лицо.

Поппи тряхнула коробкой хлопьев, миссис Хилгард вздохнула.

— Почему ты не нальешь в хлопья молока?

— Так гораздо вкуснее, — твердо ответила Поппи, нокогда мама развернула ее за плечи и подтолкнула к холодильнику, девушкепришлось открыть его и взять пакет молока.

— Ну, что вы собираетесь делать в первый деньканикул? — спросила миссис Хилгард, переводя взгляд с Джеймса на Поппи.

— Ой, я не знаю, — Поппи посмотрела наДжеймса, — немного послушаем музыку, может быть, прогуляемся по холмам.Или поедем на пляж?

— Все, что захочешь, у нас впереди целое лето, —ответил Джеймс.

Мысленному взору Поппи представилось лето, жаркое, золотое,восхитительное лето. Оно пахло хлорированной водой бассейна и морской солью.Поппи уже предвкушала, как ее кожи коснется теплый бархат морской воды. «Тримесяца, — подумала она, — это же целая вечность».

Странно, что она думала о вечности, когда случилось ЭТО.

— Мы можем пробежаться по новым магазинам… —начала она, как вдруг внезапная боль скрутила ее и дыхание остановилось вгорле.

«Как плохо!» Пронзительная боль заставила ее согнутьсяпополам. Пакет с молоком выпал из разжавшихся пальцев, глаза застлала сераяпелена.

— Поппи!

Поппи слышала, как мама ее зовет, но ничего не различалавокруг. Перед глазами плясали черные точки.

— Поппи, что с тобой?

Теперь девушка чувствовала, что мамины руки проскользнулипод мышками и заботливо поддерживают ее. Боль потихоньку отступала, и зрениевозвращалось к ней.

Она поднялась на ноги и увидела перед собой Джеймса. Онказался совершенно спокойным, но Поппи хорошо его знала и легко прочла в егоглазах тревогу. Тут она заметила, что он держит в руках пакет молока. «Наверно,успел подхватить на лету, — предположила Поппи. — Потрясающаяреакция, действительно потрясающая».

Филипп тоже был рядом.

— Ты в порядке? Что случилось?

— Я… я не знаю. — Поппи огляделась вокруг, потомвздрогнула и ей стало не по себе. Теперь, когда она чувствовала себя лучше, ейбыло не по себе оттого, что все смотрят на нее так пристально. Она знала толькоодин способ бороться с болью — игнорировать ее, не думать о ней.

— Снова эта дурацкая боль. Наверное, это гастрит, я знаю,я что-то съела.

Мама нежно взяла Поппи за плечи.

— Поппи, это не гастрит, у тебя ведь были боли ираньше, с месяц назад, помнишь? Этот приступ похож на тот?

Поппи поежилась. На самом деле боль никуда и не уходила,просто в суете и волнениях конца учебного года ей удавалось не обращать на неевнимания, и теперь Поппи почти свыклась с нею.

— Может быть, немного. — Она помедлила. — Но…

Миссис Хилгард этого было достаточно. Она потрепала Поппи поволосам и направилась к телефону.

— Я знаю, ты не любишь врачей, но я все же позвонюдоктору Франклину и попрошу тебя осмотреть. Мне не нравятся эти приступы.

— Ну ма, ведь каникулы…

Миссис Хилгард прикрыла рукой телефонную трубку.

— Поппи, это не обсуждается, быстро иди одевайся.

Поппи застонала, хотя понимала, что это ничего не изменит.Она кивнула Джеймсу, который задумчиво глядел на эту сцену.

— Давай хотя бы диск послушаем, прежде чем я уеду кврачу.

Он посмотрел на диск так, будто видит его впервые, ипоставил на стол пакет молока. Фил отправился за ними в холл:

— А ты, парень, подожди здесь, пока она будетодеваться.

Джеймс даже не обернулся.

— Остынь, Фил, — сказал он с отсутствующим видом.

— Я же сказал, держись подальше от моей сестры,мерзавец.

Поппи лишь покачала головой и вошла в свою комнату. Можноподумать, Джеймс жаждет увидеть ее неодетой! «Если бы!» — мрачно подумала она,вытаскивая из шкафа шорты. Надевая их, она все еще качала головой. Джеймс былее лучшим другом, а она была его лучшим другом, но он никогда не выказывалжелания «держаться к ней поближе». Иногда она спрашивала себя, помнит ли онвообще, что она девчонка. «В один прекрасный день я открою ему глаза», —решила она и распахнула перед ним дверь.

Джеймс вошел и улыбнулся ей. Эту улыбку редко виделиокружающие, не издевательскую или ироничную ухмылку, а открытую приветливуюулыбку.