— Я посмотрю в Интернете, — его голос звучал сухои невыразительно.

— Позвони потом, я думаю, они позволят тебе позвонитьмне в палату.

— Хорошо.

— Ну ладно. Мне пора идти, а то мама ждет.

— Береги себя.

Поппи повесила трубку. Она чувствовала себя совершенноопустошенной. В дверях стояла миссис Хилгард.

— Собирайся, Поппет, пора ехать.

Джеймс неподвижно сидел на стуле, устремив взгляд на телефони не видя его.

Поппи напугана, и он ничем не может ей помочь. Он никогда неумел успокаивать людей. «Это противно моей природе», — подумал он мрачно.Чтобы ободрять другого, надо самому верить в лучшее, а он слишком хорошо знаетжизнь, чтобы питать иллюзии. Надо смотреть фактам в лицо. Минуту спустя онподключился к Интернету и вскоре нашел страничку Национального института рака.Он дошел до раздела «Рак поджелудочной железы. Для пациентов». Сначала шлавсякая ерунда о том, что такое поджелудочная железа, стадии болезни, лечение.Пока ничего особенно мрачного. Затем он открыл файл, предназначенный дляврачей. Первая же строчка парализовала его.

Рак поджелудочной железы практически неизлечим.

Глаза скользили вниз по строчкам.

Очень низкий процент выздоровления… метастазы… не поддаетсялечению. Ни химиотерапия, ни радиотерапия, ни хирургическое вмешательствосколько-нибудь заметного эффекта не дают… боли…

Боли… Поппи очень смелая девочка, но постоянная боль сломаеткого угодно, тем более что прогноз на будущее самый неутешительный. Он сновапросмотрел начало статьи. Меньше трех процентов выздоровевших, в случае, еслиболезнь запущена, — менее одного процента.

Должна же быть еще какая-то информация… Джеймс просмотрелнесколько статей из медицинских газет и журналов. Информация оказалась ещестрашнее, чем в файлах Национального института рака.

По данным специалистов, подавляющее большинство пациентовумирает и умирает очень быстро… Рак поджелудочной железы неоперабелен,распространяется мгновенно, пациенты испытывают сильные боли… Средняяпродолжительность жизни больного в случае, если болезнь уже прогрессирует, оттрех недель до трех месяцев…

От трех недель до трех месяцев… Джеймс смотрел на экран. Унего перехватило дыхание, перед глазами плясали черные точки. Он пыталсяуспокоить себя тем, что ничего еще точно не известно. Поппи должна пройтиобследования, и это вовсе не значит, что у нее действительно рак.

Он смотрел на безжалостные строчки на мониторе. В вискахгулко стучало. Джеймс понимал, что в последнее время с Поппи творится что-тонеладное. Он чувствовал: что-то разладилось у нее внутри, ее внутренние ритмысбились, она потеряла сон. И эта боль… Он точно знал, что боль не оставляет еени на минуту. Просто он не осознавал, насколько все серьезно.

«Поппи тоже знает, — подумал он. — Она, конечно,знает, что происходит нечто ужасное, иначе не просила бы меня узнатьподробности. Но чего она хочет? Чтобы я пришел к ней и сказал, что ей сужденоумереть в ближайшие месяцы? Или я должен быть рядом и спокойно смотреть, какона мучается?»

Его губы чуть приоткрылись, обнажив зубы. Это была не милаяулыбка, а скорее хищная гримаса. За семнадцать лет он видел достаточно смертей.Он знал все стадии умирания, знал, чем отличается остановка дыхания отнастоящей смерти мозга. Он знал эту характерную мертвенную бледность. Он видел,как через пять минут после кончины становятся плоскими глазные яблоки. Многиене знают, что через пять минут после смерти глаза становятся тусклыми иплоскими, а тело начинает уменьшаться.

Поппи такая маленькая. Джеймс всегда боялся сделать ейбольно. Она казалась такой хрупкой, а он легко мог одолеть человека значительносильнее себя. Поэтому он старательно сохранял между ними некоторую дистанцию.

Это была одна из причин, но не самая важная.

О главной причине он боялся даже подумать. Сама мысль обэтом ставила их обоих на край гибели. Не могло быть и речи о том, чтобыпреступить законы, непреложность которых ему внушали с рождения. Никто изобитателей Царства Ночи не мог полюбить смертного. Ослушание каралось смертью.

Но теперь все это не имело значения, он уже знал, что емуделать.

Теперь Джеймс был совершенно спокоен. Он выключил компьютер,встал, надел солнцезащитные очки и вышел под беспощадное июньское солнце.

* * *

Поппи невесело оглядела свою палату. Обычная больничнаяпалата, ничего страшного… Пожалуй, холодновато немного, но ведь это больница.Вот она, правда, которую искусно маскировали розово-голубые занавески иобеденное меню, разрисованное героями мультфильмов. Сюда попадают только БедныеМаленькие Больные.

«Ну же, — сказала она себе, — взбодрись немного.Что случилось с твоим поппитивным взглядом на жизнь? Где твоя поппирадостность,в которой ты сейчас так нуждаешься? Где твоя покровительница Мери Поппинс?»

«О Господи, я, оказывается, еще и шутить способна», — подумалаона и обнаружила, что слабо улыбается. И нянечки здесь очень милые, и постельклассная.

У нее есть ручка, при помощи которой кровати можно придатьлюбое положение.

Мама вошла в палату как раз, когда Поппи самозабвенно с нейэкспериментировала.

— Я позвонила Клиффу, он скоро подъедет, а пока, думаю,тебе лучше переодеться, чтобы подготовиться к обследованиям.

Поппи посмотрела на полосатую бело-голубую рубашкубольничной пижамы и почувствовала болезненный спазм, сковавший ее от желудка доспины, и в глубине души воскликнула: «Только не сейчас, Господи, только несейчас! Я не могу, я не готова!»

Джеймс оставил машину на стоянке на Ферри-стрит, в районеСтоунхем. Это было не самое приятное место в городе. Туристы, приезжавшие вЛос-Анджелес, этой части города избегали. Здесь стояли старые, разрушающиесядома. Многие магазины пустовали, а пустые разбитые витрины были закрыты листамифанеры. Стены, сложенные из шлакоблоков, покрывали граффити. Даже смог,казалось, был здесь гуще, чем в других районах, а воздух желтоватым и густым.Словно ядовитое испарение, он сгущал сумерки даже в самый ясный день, делая всевокруг нереальным и зловещим.

Джеймс обошел здание и вошел во двор, где среди множестваслужебных входов различных магазинов была одна дверь, не помеченная граффити.Вместо вывески на ней красовалось просто изображение черного цветка. Черногоириса.

Джеймс постучал, дверь чуть приоткрылась, и в щелку выглянултощий мальчишка в мятой футболке. Он окинул пронзительным взглядом глаз-бусинокстоявшего перед ним посетителя.

— Это я, Ульф, — сказал Джеймс, едва сдерживаясь,чтобы не вышибить дверь ногой.

Ох уж эти оборотни! Почему же они всегда так ревнивоотносятся ко всем, кто оказывается на их территории?