— Numero cinq, rouge, impair, manque.

Джейн едва не вскрикнула от досады. Крупье забрал ставки,выдал деньги. Игрок, сидевший визави Джейн, спросил:

— Почему же вы не берете свой выигрыш?

— Но я ставила на шесть.

— Да нет же. Это я ставил на шесть, а вы — на пять.

Он был весьма привлекателен: белые зубы, смуглое лицо,голубые глаза, короткие курчавые волосы.

Джейн недоверчиво взяла выигрыш. Не ошибка ли это? Ей неверилось.

Неужто она случайно поставила на пятерку? С сомнениемвзглянула на незнакомца. В ответ он вновь улыбнулся:

— Все верно, — ободряюще сказал он, угадав ее состояние. —Оставите деньги на столе, и их тотчас заберет кто-либо, кто вовсе не имеетправа на них! Это ведь ясно.

Вскоре, приветливо поклонившись, он ушел. Это было в высшейстепени тактично с его стороны. Ведь иначе Джейн могла бы подумать, что онуступил ей выигрыш, лишь бы завязать знакомство. Но он оказался и впрямьславным и деликатным человеком... И вот в самолете его место оказалось перед еекреслом!..

Впрочем, все деньги были уже растрачены, промелькнули двапоследних дня в Париже (ах, как жаль, что последних!), и теперь домой...

А что дальше?..

«Надо ли загадывать, что будет потом, — остановила себяДжейн, — к чему зря тревожиться?»

Женщины, занимавшие друг друга болтовней, затихли.

«Дрезденско-фарфоровая» дама раздраженно разглядываласломанный ноготь. Она позвонила и, когда перед нею остановился облаченный вбелоснежное стюард, сказала:

— Пришлите ко мне мою горничную. Она во втором салоне.

— Слушаюсь, миледи.

Стюард, подчеркнуто услужливый, быстрый и знающий свое дело,исчез.

Тут же появилась темноволосая молодая француженка в черномстрогом платье. Она принесла небольшую шкатулку с драгоценностями. Леди Хорбарипо-французски приказала девушке:

— Мадлен, подайте мне красный марокканский ларчик.

Горничная ушла туда, где в хвосте самолета был уложен багаж,какие-то ящики и коробки. Вскоре девушка возвратилась с небольшим ларцом.Сисели Хорбари приняла от нее ларчик и отпустила служанку:

— Хорошо, Мадлен, это останется у меня. Ступайте.

Горничная удалилась. Леди Хорбари откинула крышку и извлеклаиз ларца пилочку для ногтей. Затем она долго рассматривала в овальное зеркальцесвое лицо: то добавляла немного пудры, то освежала помаду...

Джейн презрительно скривила губы и занялась другимиобитателями салона.

В кресле позади встретившихся в самолете дам сидел маленькийиностранец, вежливо поменявшийся местом с одной из высокопоставленных леди.

Излишне тепло укутанный вязаным шарфом, он, казалось,дремал. Пристальный взгляд Джейн, видимо, потревожил его. Он взглянул на Джейни снова сомкнул веки.

Рядом с ним сидел весьма импозантный седой мужчина. Наколенях у него лежал раскрытый футляр с флейтой, куском замши мужчина любовновытирал инструмент. Забавно, но он вовсе не походил на музыканта, скорее наадвоката или доктора.

Дальше разместились двое французов: один бородатый, уже всолидном возрасте, другой гораздо моложе, должно быть, его сын. Они короталивремя, оживленно беседуя о чем-то и еще более оживленно жестикулируя.

Но все же внимание Джейн явно привлекал пассажир в голубомпуловере, тот, на которого она почему-то решила не смотреть.

«Глупо, нелепо волноваться так, будто мне семнадцать!» — ссердитым негодованием бранила себя Джейн.

А занимавший ее мысли Норман Гэйль-человек в голубомпуловере размышлял: «А ведь она мила! Право же, чрезвычайно хороша! И, похоже,меня запомнила. Тогда она выглядела такой удрученной — все ее ставкипроигрывали. И сколько же удовольствия принес ей тот выигрыш! Все же я вернопоступил!.. Она так привлекательна, когда улыбается: здоровые зубы и крепкиедесны... Черт возьми, а ведь я волнуюсь. Будь стойким, мальчик!»

Он обратился к стюарду, проходившему мимо:

— Я бы чего-нибудь съел. Нет ли у вас холодного языка?

Графиня Хорбари думала: «Боже мой, что же делать? Этанеожиданная беда, страшная беда. Я вижу лишь один выход. Только бы мои нервывыдержали. Смогу ли я это сделать? Смогу ли обмануть? Нервы не выдерживают. Этовсе кокаин. И зачем только я его приняла? Мое лицо ужасно, просто ужасно!.. Иэта кошка, Венетия Керр, здесь, это еще ужаснее. Она всегда так смотрит наменя, будто я грязнуля. Попробовала зацапать Стивена — ничего не вышло. Толькоона его и видела! Ненавижу этих великосветских дам. Боже, что мне делать? Надоже что-то придумать! Старая ведьма выполнит свою угрозу...»

Сисели Хорбари достала из портсигара сигарету, вставила ее вдлинный мундштук. Руки ее дрожали.

Всеми уважаемая Венетия Керр раздумывала:

«Ах, зловредная колючка! Вот оно что! Ну, ладно, допустим,она превосходно разбирается в обстановке, но ведет она себя самым неподобающимобразом. Бедный старина Стивен... Если б только он сумел от нее избавиться!..»

И она в свою очередь также достала сигарету и прикурила отсигареты Сисели Хорбари. Стюард остановил ее:

— Извините, леди, здесь не принято курить!

— К черту! — парировала за нее леди Хорбари.

Мсье Эркюль Пуаро думал: «А она славненькая, вон та малышка.У нее решительный подбородок. Но что ее встревожило? Почему-то избегает взглядовтого симпатичного молодого человека, что сидит впереди? А ведь она, кажется,знает его, да и он ее — тоже...»

Самолет заметно пошел на снижение.

«O, mon estomac», — простонал Эркюль Пуаро и решительнозакрыл глаза. Рядом с ним д-р Брайант, чуткими пальцами лаская свою флейту,думал:

«Невозможно решиться. Я просто не в силах отважиться. Этостоль ответственный шаг в моей карьере...»

Он нежно извлек флейту из футляра. Музыка... В музыкезабываются все тревоги, все заботы. Улыбаясь, поднес флейту к губам и сноваопустил. Pядом посапывал маленький человечек с усами.

Самолет вдруг так резко качнулся, что в глазах позеленело.

Доктор Брайант порадовался, что не страдает ни морской, нивоздушной болезнью. Мсье Дюпон-отец возбужденно закричал мсье Дюпону-сыну:

— В этом не приходится сомневаться! Все они ошибаются —немцы, англичане, американцы! Они неверно указывают даты изготовления древнихгончарных изделий! Возьмем, к примеру, самаррские изделия...