Но искать работу меня заставило не только ощущение того, чтоя выгляжу в глазах у всех лентяйкой. Как-то очень дискомфортно было лазить вдеревянную коробочку с видом Москвы на крышке, куда домашние засовывализаработанные рубли. И хотя тратила я их исключительно на хозяйственные нужды,стойкое ощущение того, что пользуюсь результатами чужого труда, не оставляломеня ни на минуту.

Поразмыслив немного, я взялась за поиски работы. Чего ятолько не делала! Служила в детективном агентстве, играла на свадьбах в составе«джазбанда» и даже нанялась домработницей в богатый дом писателя КондратаРазумова. Именно в результате последнего занятия я и получила Лизу. Девочка –дочь Кондрата. Литератор был убит, а других родственников у Лизы не осталось.Девочку собрались отправить в детский дом. Мы с Катюшей не могли позволить,чтобы она оказалась в приюте… С большим трудом, при помощи ближайшего другаВолоди Костина, работающего в милиции, мы оформили опеку над Лизаветой.

В домработницы я больше не нанималась, теперь работаю почтипо профилю, преподаю музыку в клубе «Светлячок». Мои ученики – семилетниемалыши, не посещающие детский сад или школу. Руководство клуба гордо именуетэти занятия – «Эстетическое развитие ребенка дошкольного возраста». На самомделе мы минут пятнадцать ходим хороводом, потом поем про березку и зайчика ипытаемся выучить ноты. Может, я отвратительный педагог, а может, детиподобрались не слишком сообразительные, но коллектив прочно застрял на «фа»,причем у меня подозрение, что «до», «ре» и «ми» они уже позабыли.

Отстучав на пианино положенное время, я вышла к родителям ипринялась безудержно хвалить их детей.

Директор «Светлячка», хитрый Роман Ломов, в самую первуюнеделю моей работы, услыхав, как я сказала маме Олечки Носовой: «Ваша девочкане готова к уроку, она не выучила задание», зазвал меня в свой кабинет и сделалвнушение:

– Дорогая Евлампия Андреевна, – ласково пелон, – у нас не школа, а частный клуб. Родители платят деньги за обучение,поэтому никаких критических слов в адрес их чадушек. Все они гениальныневероятно, просто Моцарты.

– Но как же, – начала я заикаться, – она невыучила.

Роман хмыкнул:

– В наши обязанности не входит заставлять детейзазубривать нотную грамоту!

– Да? – совершенно растерялась я. – Какаятогда у нас цель?

– Заработать себе на хлеб с сыром, – спокойнопояснил Ломов, – будете ругать ребят, родителям это не понравится, иденежки накроются. Компренэ?

– Ага, поняла, – ответила я и с тех пор заливаюсьсоловьем после каждого занятия.

Лентяйка Носова, ни разу не раскрывшая дома тетрадь снотами, полностью лишенный музыкального слуха Миша Горский, косолапый СеняМячиков, обладательница хриплого, простуженного баса и огромных аденоидов ЛенаМорозова – все они необыкновенно талантливы, трудолюбивы, умны, хороши собой,чудно поют, великолепно танцуют, а уж сольфеджио освоили как никто другой.Ничего, что только до «фа» добрались. Словом, Моцарты, Шостаковичи и Шнитке водном флаконе.

– Ни разу не встречала таких детей! – закатываю яглаза перед вспотевшими от удовольствия мамами и бабушками. – Потрясающиеличности!

Результат хитрой политики Романа налицо. В «Светлячок»косяком рвутся клиенты. Впрочем, говоря о потрясающих личностях, я не кривлюдушой. Меня действительно потрясает, ну как можно петь простенькую песенку проелочку и постоянно попадать между нот? Иногда страстно хочется надрать ушилентяйке Носовой или отшлепать Веню Комарова, когда он в момент исполненияхором тихой, камерной мелодии вдруг раскрывает огромный рот и начинает голоситьна едином дыхании во всю мощь легких отлично откормленного ребенка:

– А-а-о-о-у-у…

И еще есть Петя Кочергин, стреляющий жеваной бумажкой, ЛадаВеснина, постоянно выдувающая пузыри из жвачки, и регулярно икающий НикитаСомов. Последний может еще шумно испортить воздух и громко заявить:

– Какать хочу!

Наверное, они просто очень маленькие, но, с другой стороны,я в семь лет уже посещала две школы, общеобразовательную и музыкальную, сиделапо три часа за инструментом и никогда не жаловалась, как Оля Носова, подсовывающаямне к лицу измазанную ладошку:

– Пальчики устали, писать не буду!

Просто я не создана для работы учительницей, честно говоря,никакого умиления при виде группы я не испытываю. Держит меня в клубе толькозарплата. За месяц работы Роман, искренне гордящийся тем, что у него служитдама с консерваторским образованием, выдает мне шесть тысяч рублей. Кстати, ина родителей сообщение о дипломе преподавательницы действует безотказно.

Оттарабанив положенное число минут, я вылезла наружу иувидела стену дождя. До метро добралась, промочив ноги и замерзнув. Но это былиеще не все неприятности.

Сначала я очень долго рылась в сумке, разыскивая кошелек. Ненайдя портмоне, кое-как упросила дежурную пропустить меня даром. В вагоне ненашлось свободного места, и я тряслась стоя, чувствуя, как начинает нытьпоясница. Уже делая переход на «Тверскую», не заметила развязавшегося шнуркакроссовки, наступила на него и мигом упала прямо на ступеньки. Шедший сзадимужчина с огромной сумкой споткнулся и рухнул сверху, придавив меня своими стакилограммами. Колесо тележки проехалось по джинсам, и они мигом лопнули. Впридачу открылась моя сумка, и все мелочи разлетелись по ступенькам. Япринялась ползать между ногами равнодушно шагающих людей и собирать ключи,расчески, платок, детектив Поляковой, упаковку жвачки… Внезапно попалсякошелек. Я уставилась на него во все глаза. А он откуда взялся? Только жеперерыла всю сумку в поисках портмоне…

– Чего села, – завопила толстая баба с огромнымпакетом, – пьяная? Или на жизнь просишь? А ну вали отсюда, люди торопятся!

Кое-как взобравшись по лестнице вверх, я подумала: «Неужелия похожа на нищенку?» Нет, просто противная тетка сказала гадость по привычке.На мне вполне приличная куртка цвета хаки, сделанная трудолюбивыми корейцами, икроссовки, произведенные их же руками. Джинсы, правда, прикидываютсяамериканскими, и на коленке зияет прореха, но в остальном я выгляжу более чемприлично. Но тут мой взгляд наткнулся на тетку, подпиравшую стену. На рукахпопрошайки болезненным сном спал крохотный ребятенок, а ее грудь украшалатабличка: «Люди добрые, памагите, кто сколько сможит рибенку на опирацию». Нанищенке были точь-в-точь такая же куртка, как на мне, даже цвет совпадал, иочень похожие джинсы с кроссовками. Правда, брюки у нее, в отличие от моих,оказались целыми. Чувствуя себя униженной донельзя, я влезла в вагон, встала удвери, и все пассажиры мигом уставились на дырку, в которой сверкала голаяколенка.