– Нет, дед Пихто! Улик полно. Пусть заканчивает игратьв несознанку, быстрее сядет, раньше выйдет, Отелло долбанутый, – зуделСлавка, – а то затянется следствие на год, и будет тут сидеть, на нарахпариться! Ежели признается по-быстрому, в месяц процедуру свернут, а мы ужпостараемся суд ускорить. Глядишь, к Новому году в колонии окажется, на свежемвоздухе, а там возможны варианты…

– Какие?

– На поселение отправят, условно-досрочное дадут,главное, Бутырку миновать и осудиться. Тут знаешь сколько времени люди процессаждут!

– Сколько?

– И два, и три года… Так что пусть не дурит, завтраадвокат придет.

– Кто его нанял?

– Мы с Мишкой Козловым, только об этом никомурассказывать не надо. Ну давай, вон, видишь, парень стоит у окна, АлексейФедорович зовут, топай к нему, а я тут посижу.

И он остался на лестнице. Я подошла к плечистому блондину, кашлянулаи робко сказала:

– Здравствуйте.

С абсолютно каменным лицом парень процедил:

– Евлампия Андреевна Романова? Сдайте паспорт.

Я покорно протянула бордовую книжечку толстощекой бабенке,сидящей в железной клетке перед металлоискателем, и получила взамен железныйкруглый номерок вроде тех, что выдают в бане. В сумку никто не заглянул, иобыскивать меня не стали.

Алексей Федорович широким шагом двинулся вперед, язасеменила сзади. Мы шли по бесконечным лестницам, изредка проходя сквозьлязгающие решетчатые двери. Наконец мы очутились перед широким коридором,сверху, почти у потолка, виднелась белая стеклянная табличка с черными буквами«Следственная часть».

Алексей Федорович отпер один кабинет и приказал:

– Ждите.

Я рухнула на стул и оглядела крохотное помещение.Обшарпанный письменный стол образца шестидесятых годов, почти раритетнаянастольная лампа на подставке с зеленым абажуром, допотопный сейф, напоминающийпоставленный на попа железный ящик. На стене зачем-то висит карта полушарий,тельняшка. Окно забрано частой решеткой, и из него видна только часть бетоннойстены…

Заскрежетал ключ, и в помещение вошел Володя. Маячившийсзади Алексей Федорович угрюмо пробасил:

– Времени вам час, извините, вынужден запереть.

– Естественно, – хладнокровно ответил майор, –должностную инструкцию нужно соблюдать.

Лязгнул замок, мы остались одни. Я кинулась вытаскиватьпродукты, сигареты и галантерею. Костин мигом проглотил еду, сунул в карманпакетики с кофе, сахар, сигареты и сказал:

– Больше не траться.

– Завтра я продукты принесу.

– Не надо.

– Но как же…

– И так проживу, тут кормят, а за ножницы спасибо, ктонадоумил?

– Славка.

– Рожков, – вздохнул Володя и закурил, –ну-ну… И что он просил мне передать?

Я молитвенно сложила руки:

– Вовка, умоляю, покайся. Чистосердечное признаниеуменьшает вину…

– Но утяжеляет срок, – хмыкнул приятель, – вчем мне, интересно, признаваться надо?

– В убийстве Репниной Софьи Андреевны, 1980 годарождения. Знаешь такую особу?

– Только с прекрасной стороны, – тихо ответил Володя, –некоторое время с обоюдным удовольствием провели вместе.

– А почему расстались?

Приятель вздохнул.

– Знаешь, пока речь шла о постельных удовольствиях,проблем не возникало. Соня – девочка красивая и в кровати многим сто очковвперед даст, фигура роскошная, талию двумя пальцами обхватить можно, грудьсловно у Джины Лоллобриджиды в лучшие годы, ноги от ушей, волос – как у трехколли, огромная светлая копна… Но вот когда я к ней чуть привык и захотелпросто поговорить, выяснилось, что это невозможно.

– Почему?

Володя с наслаждением закурил и пояснил:

– Сонюшка глупа, как муха. Я сначала думал –прикидывается. Ну как моя дама ухитрилась прожить на свете двадцать лет иничего не прочитать? Допустим то, что она считает, будто Грибоедов – это маркакетчупа, еще полбеды. Впрочем, меня не слишком напрягло, что она радостнозаявила, будто станция «Маяковская» названа в честь построившего ееархитектора, но зимой я затащил ее в кино на «Трех мушкетеров»… Так когдаКонстанция Бонасье скончалась, бедненькая Сонечка залилась слезами, повторяя:«Умерла, ах, как жаль!»

Глядя на такую реакцию, Володя мигом понял, что его даманикогда не держала в руках книг Дюма, впрочем, любых книг вообще.

– С ней просто не о чем было побеседовать, –объяснил майор, – Соня интересовалась только сплетнями о людях искусства,вернее, эстрадных певцах, еще живо обсуждала новое платье подруги и весьмазаинтересованно высказывалась на тему косметики. Даже журнал «Космополитен» сего статьями «Как удержать мужа» и «Стоит ли заводить роман с начальником»казался девушке слишком сложным. Честно говоря, она предпочитала комиксы ивидеокассеты. В особенности ей нравился фильм с Джимом Керри «Тупой, ещетупее»… Когда главный герой громко пукал в гостиной, Сонечка валилась на пол отхохота, подталкивая Володю локтем: «Нет, ты гляди, какой прикол! Уписатьсяможно!»

Сначала Костин посмеивался над любовницей, потом началхмуриться, а затем настал момент, когда она стала его раздражать, и онирасстались. Разошлись по-хорошему, оставшись друзьями. Володя поздравил Соню сднем рождения и Восьмым марта, а та, в свою очередь, преподнесла ему на 23февраля дорогой одеколон «Шевиньон». Но это было все.

– У меня в августе появилась другая, –откровенничал майор, – Надя.

– А почему я ничего не знала ни про Соню, ни про Надю?

– Ну, еще только этого не хватало, – вскипелмайор, – хватит с меня «Оружейной палаты». И потом, не знакомить же своихсо всеми, с кем спишь! Спасибо за кормежку, но еду присылать не надо.

– Почему?

– Меня скоро выпустят.

Я посмотрела на приятеля.

– С чего ты это решил?

– Недоразумение быстро выяснится, – совершенноспокойно сказал Костин. – Федька Селезнев, конечно, отвратительный тип, нохороший профессионал, он все сделает как надо. И потом, несмотря на то, что кнам на работу сейчас хлынул поток случайных людей, цеховая солидарность все жесуществует. Наши все силы приложат, чтобы оправдать меня. Я бы, например,окажись Федор в подобной ситуации, постарался как мог.