На мой взгляд, это чертовски неудобный способ казни, потомучто палачи вынуждены спешно вернуться к своим гробам и даже не имеютвозможности стать свидетелями того, как солнце исполняет их жестокую волю. Ноони поступили именно так с изысканным, нежным существом, которое я создал изгрязной, оборванной беспризорницы, найденной в лачуге испанской колонии НовогоСвета, наполнив ее вампирской кровью, чтобы сделать своим другом, ученицей,возлюбленной, музой и товарищем по охоте. И к тому же еще своей дочерью.

Если вы читали «Интервью с вампиром», то вам известны всеподробности. Это история нашей совместной жизни в интерпретации Луи. Онповествует о своей любви к нашему общему ребенку и о мести тем, кто ееуничтожил.

Если же вы прочли и мои автобиографические книги, «ВампирЛестат» и «Царица Проклятых», то вы и обо мне все знаете. Вы узнали нашуисторию, если она чего-то стоит – а любая история стоит не слишкоммного, – узнали о том, как мы появились тысячи лет назад, как мыразмножаемся, аккуратно передавая Темную Кровь тем смертным, которых считаемдостойными сопровождать нас на Пути Дьявола.

Но чтобы понять то, о чем пойдет речь в этом повествовании,вам нет необходимости читать предыдущие книги. Здесь вы не встретите имногочисленных персонажей «Царицы Проклятых». Ни на секунду западнаяцивилизация не окажется на краю пропасти. Никаких разоблачений из далекогопрошлого, никаких древнейших, приоткрывающих свои тайны лишь наполовину,говорящих исключительно загадками и обещающих ответы, которых нет и никогда несуществовало.

Нет, все это осталось в прошлом.

Это книга о нашем времени. Она, безусловно, является однойиз частей «Вампирских хроник», и об этом забывать не следует. Но это первыйпо-настоящему современный роман, поскольку ужасающая абсурдность существованияс самого начала принимается здесь как должное и исследованию подвергаются разуми душа героя – кто он, как вы думаете? – и те открытия и выводы, которыеему предстоит сделать.

Читайте эту повесть, и на ее страницах я поведаю вам обовсем, что вам необходимо знать о нас. Кстати, разного рода событий иприключений здесь будет немало! Я, как уже сказано, человек действия –вампирский Джеймс Бонд, если вам угодно, которого все без исключения остальныебессмертные называют не иначе как «принц-паршивец», «истинно дьявольскоесоздание» и «ты, чудовище».

Другие бессмертные, конечно, живы до сих пор – Маарет иМекаре, древнейшие из нашего рода, Хайман из Первого Поколения, Эрик, Сантино,Пандора и другие, которых мы называем Детьми Тысячелетий. Где-то бродит Арман,очаровательный пятисотлетний юноша, который когда-то возглавлял Театр вампиров,а до этого – сообщество вампиров-дьяволопоклонников, поселившихся в недрахкладбища Невинных мучеников. Надеюсь, Арман всегда будет неподалеку.

И Габриэль, моя смертная мать и бессмертное дитя, не пройдети тысячи лет, непременно появится как-нибудь темной ночью – если повезет.

Что касается Мариуса, моего старого учителя и наставника,хранителя истории и тайн нашего племени, он до сих пор здесь и никогда неисчезнет. Время от времени он приходил ко мне то с просьбами, то с укорами, носуть и тех и других всегда оставалась одной и той же: неужели я никогда непрекращу свои неосторожные убийства, которые неизменно попадают на страницыгазет? неужели я не перестану с упорством дьявола осаждать своего смертногодруга Дэвида Тальбота, искушая его Темным Даром? разве я не знаю, чтобессмертных в мире уже вполне достаточно?

Законы, законы, законы… В результате все сводится к законам.А я люблю преступать любые законы, так же как смертные любят разбить бокал окаминную доску, произнеся тост.

А теперь позвольте подробнее рассказать о снах, беспокоившихменя в моих странствиях.

Призрак Клодии преследовал меня постоянно. Каждый раз,закрывая глаза на рассвете, я видел ее лицо, слышал ее тихий, но настойчивыйшепот. Иногда я ускользал в воспоминания: маленькая колониальная больница, рядыкроваток, на одной из которых умирает девочка-сирота.

А вот и печальный, чувствующий себя совершенно беспомощнымстарый доктор с брюшком, поднимающий тело ребенка. И откуда-то доносится плач.Кто же плачет? Клодия не плакала. Она спала, когда доктор передал ее мне,приняв за смертного отца этого несчастного ребенка. Во сне она такаяхорошенькая. Была ли она действительно такой хорошенькой тогда? Конечно.

«Вы вырвали меня из смертных рук, как два чудовища изстрашной сказки, – вы, бесполезные и ничего не понимающие родители!»

Дэвид Тальбот приснился мне только однажды.

Во сне он молод и пробирается через лес мангровых деревьев.Это не мой семидесятичетырехлетний друг, терпеливый смертный ученый, которыйрегулярно отвергает мое предложение принять Темный Дар, но в знак доверия ипривязанности, не дрогнув, касается моей холодной плоти теплой хрупкой рукой.

Нет. Это молодой Дэвид Тальбот, каким он был многие годыназад, когда сердце не билось в его груди столь быстро. Но он в опасности.

Тигр, тигр, жгучий страх,

Ты горишь в ночных лесах[1].

Чей голос шепчет эти слова – мой или его?

И вот он возникает из пятнистого полумрака – рыжие и черныеполосы, словно свет и тень, он почти неразличим. Я вижу его огромную голову иудивительно мягкую морду, белую, с длинными тонкими усами. Но эти желтые глаза…узенькие щелочки, исполненные страшной, бессмысленной жестокости. Дэвид, а егоклыки! Неужели ты их не видишь?

Но он с детским любопытством наблюдает, как большой розовыйязык касается его горла, тонкой золотой цепи, охватывающей шею. Он что,пожирает цепь? Господи, Дэвид! Клыки!

Почему слова застревают у меня в груди? Неужели и я оказалсяв мангровом лесу? Я пытаюсь пошевелиться, и все тело мое сотрясается от бесплодныхусилий, сомкнутые губы пропускают лишь глухие стоны, и каждый из них дается мнес величайшим трудом. Дэвид, осторожно!

А потом я вижу, как он опускается на одно колено ивскидывает к плечу длинное сверкающее ружье. Гигантская кошка близко, онаустремляется к нему, но выстрел заставляет ее остановиться, а после второго онападает как подкошенная… желтые глаза горят яростью, лапы скребут мягкую землю,и зверь испускает последний вздох.

Я просыпаюсь.

Что означает этот сон? Мой смертный друг в опасности? Иликончился завод – его генетические часы готовы вот-вот остановиться? В семьдесятчетыре года смерть может наступить в любой момент.

Стоит мне вспомнить Дэвида, и тут же возникает мысль осмерти.

Дэвид, где ты?

«Один, два, три, четыре, пять, англичанина чую опять».