И когда я еще раз проник в его мысли – как будто дынюразрезал, – до меня дошло: он сам не знает, кто он такой! Он никогда нечитал о себе в газетах! Он действительно не в состоянии последовательновосстановить в памяти все события своей жизни и не сможет признаться всовершенных убийствах, потому что о них не помнит; он даже не знает, чтосегодня вечером совершит убийство! Он не знает того, что знаю я!

О горе мне, горе, я вытянул самую паршивую карту, сомненийбыть не может. Господи Боже! О чем я думал, выслеживая именно его, когдаподзвездный мир полон куда более злобных и коварных тварей! Мне хотелосьплакать.

Но в этот момент сработал возбуждающий фактор. Он увиделсвою старушку, заметил ее голые морщинистые руки, сгорбленную спину, худыетрясущиеся бедра в светлых шортах. Она бесцельно бродила по залитомуфлуоресцентным светом залу, наслаждаясь стоящим вокруг гулом, – лицополускрыто зеленым пластмассовым козырьком, волосы скручены и закрепленычерными шпильками на крохотном затылке.

В небольшой корзинке она несла пинту апельсинового сока впластиковой бутылке и пару тапочек, таких мягких, что их свернули в аккуратныймаленький рулончик. Теперь же она с заметной радостью взяла с полки и добавилак ним книжку в бумажной обложке; она ее уже читала, однако сейчас любовнопоглаживала, мечтая о том, как будет ее перечитывать, – ведь это словнонавестить старых знакомых. «Дерево растет в Бруклине». Да, мне она тоже понравилась.

Впав в транс, он следовал за ней по пятам, так близко, чтоженщина почувствовала его дыхание на своей шее. Пустыми, остекленевшими глазамиследил он, как та дюйм за дюймом приближается к кассе, извлекая из-за обвисшеговоротничка блузки несколько грязных долларовых банкнот.

Они вышли на улицу – он плелся равнодушно и целенаправленно,словно кобель, преследующий пустующую сучку, а она двигалась медленно, резко инеуклюже меняя направление, чтобы не сталкиваться с группами шумных и наглыхподростков; серый пакет с вырезанными в пластике ручками уныло болтался в ееруке. Она что, разговаривает сама с собой? Похоже на то. Я не стал вникать вмысли старушки, постепенно ускорявшей шаг. Я изучал преследующего ее зверя,который был абсолютно не в состоянии видеть и воспринимать ее как единое целое.

Он трусил за ней, а в его мозгу мелькали болезненные, слабыеобразы. Он жаждал накрыть собой старую плоть, жаждал закрыть ладонью старческийрот.

Когда она добралась до небольшого многоквартирного дома,стоящего на отшибе в окружении чахлых карликовых пальм и выстроенного, похоже,из рассыпающегося известняка, такого же, как и все прочие здания в этой убогойчасти города, он внезапно покачнулся и остановился, безмолвно следя за тем, какона идет по узкому, вымощенному плиткой дворику и поднимается по грязно-зеленымцементным ступенькам. Он запомнил номер квартиры, когда она открывала дверь,затем, тяжело ступая, дошел до этого места и, привалившись к стене, начал вовсех подробностях рисовать в воображении, как будет убивать ее в безликойпустой спальне, представлявшей собой не более чем смешение пятен света и тени.

Нет, вы посмотрите только, как он стоит там, у стены, свесивнабок голову! Такое впечатление, будто его зарезали.

Да разве может он хоть кого-нибудь заинтересовать? Почему бымне не убить его прямо сейчас?

Но секунды уходили, а ночь теряла свое сумеречное свечение.Звезды засияли ярче. Свежий ветерок налетал порывами.

Мы ждали.

Ее глазами я увидел гостиную, как будто действительно могпроникать взглядом сквозь стены: чистенькая, но забитая потрепанной староймебелью из уродливой фанеры, с закругленными углами; судя по всему, мебель еемало интересовала. Однако все было отполировано ее любимым ароматизированныммаслом. Сквозь дакроновые занавески молочного оттенка, унылые, как и вид заокном, просачивался неоновый свет. Но маленькие, продуманно расставленные лампыобеспечивали уютное освещение. Вот это было для нее важно.

Она спокойно расположилась в кленовом кресле-качалке счудовищной обивкой из шотландки – крошечная, но исполненная достоинства фигурка– и открыла роман в бумажной обложке. Какое счастье – вновь встретиться сФрэнси Нолан! Хлопчатобумажный халат в цветочек, который она достала изстенного шкафа, едва прикрывал худые колени, на уродливой формы ступни онанадела синие тапочки, похожие на носки, а длинные седые волосы заплела втолстую изящную косу.

Перед ней на маленьком черно-белом телеэкране беззвучноспорили теперь уже покойные кинозвезды. Джоан Фонтейн опасалась, что Кэри Грантхочет ее убить. И, судя по выражению его лица, ее опасения вполне оправданны.Как можно доверять Кэри Гранту, недоумевал я, человеку, который выглядит словнодеревяшка?

Она могла обойтись и без звука – по ее подсчетам, онасмотрела этот фильм уже раз тринадцать. Роман же, лежавший у нее на коленях,читала только дважды, так что очередное чтение еще не выученных наизустьабзацев доставит ей особенное удовольствие.

Наблюдая из глубины тенистого сада, я сумел определитьосновные качества ее личности, не склонной драматизировать происходящее и неподверженной влиянию встречающихся на каждом шагу проявлений дурного вкуса. Еенемногочисленные сокровища уместились бы в любом шкафу. Книга и светящийсяэкран значили для нее намного больше, чем все остальные вещи, и она прекрасносознавала их духовную природу. Даже цвет ее практичной и безликой одежды она несчитала заслуживающим внимания.

Мой убийца-скиталец пребывал в состоянии, близком кпараличу, в его мозгу роились обрывки не поддающихся интерпретации образов.

Я скользнул за оштукатуренное здание и обнаружил лестницу,ведущую в кухню. По моей команде замок легко открылся. Дверь распахнулась,словно я толкнул ее, хотя я и пальцем не пошевелил.

Я беззвучно проскользнул в помещение с покрытым линолеумомполом. Запах газа, исходивший от маленькой белой плиты, вызывал у меня тошноту.Равно как и запах мыла, лежащего на липком керамическом блюдце. Но самаобстановка мгновенно завоевала мое сердце. Красивый, дорогой ее сердцукитайский фарфоровый сервиз, синий с белым, так аккуратно расставленный, старелками на переднем плане. Обращали на себя внимание загнутые уголки страницв поваренной книге. А на столе – ни пятнышка, сияет ярко-желтая клеенка, вкруглой чаше с прозрачной водой растет восковой плющ; вода отбрасывает нанизкий потолок дрожащее пятно света.

Я неподвижно стоял в кухне, придерживая пальцами дверь,чтобы она не открылась, и думал только о том, что она читает сейчас свойлюбимый роман Бетти Смит, время от времени поглядывает на мерцающий экран исовершенно не боится смерти. Она не обладала внутренней антенной, котораяпозволила бы ей почувствовать присутствие совсем рядом на улице безумногопризрака или монстра, словно дух проникшего в ее кухню.