– Алло!

– Динка, привет, это Тося Бах. Помнишь меня? –каким-то странно-деревянным голосом спросила старая подруга.

– Разве такое забывается, Тоська? – вдруг жуткообрадовалась я. Она, видно, это почувствовала, и голос зазвучал совсемпо-другому.

– Тебе передали, что я звонила?

– Конечно!

– Слушай, ты правда в тюрьме сидела?

– Истинная правда, но не волнуйся, это фигня!

– Ой, Динка, я вот услыхала твой голос, так захотелосьповидаться… Да, я чего звоню-то! Ты помнишь, что в этом году четверть века, какмы окончили школу?

– Нет, не помню… Четверть века? Какой кошмар!

– Не говори, но суть не в том. Мы решили собраться всемклассом! И приглашаем тебя!

– Куда приглашаете?

– Как куда? В Москву, конечно, в нашу школу! Знаешь, ясколько народу обзвонила, сначала все в шоке, а потом так радуются, придем,говорят. Даже Оська Левин из Сан-Франциско обещал прилететь… Помнишь Оську?

– Еще бы!

– Ну ты приедешь? Сможешь?

– А когда? – вдруг охрипла я.

– Керосинка сказала, что можно в первых числах июня.

– Керосинка? Она еще жива?

– Жива-жива! Она теперь директор школы!

– С ума сойти! Тоська, а ты как живешь?

– Нормально, Динка, но это долгая история, вотприедешь, поговорим! Так ты приедешь?

– В первых числах июня? Не знаю… Надо посмотретьрасписание… у меня же лекции… Не знаю…

– Динка, ну, пожалуйста, приезжай! Если нужно, мы какуюхочешь бумагу вышлем, хоть от президента! Наш Ванька Дрожжин работает вадминистрации президента! Так что, сама понимаешь. Запиши мои телефоны,домашний и мобильный! Звони в любое время, хоть в три ночи! Если будут проблемыс билетами на самолет, поможем! А можно вообще так сделать – Борька Мухин живетв Ганновере, он собирается ехать на машине, может, вы скооперируетесь, хочешь,дам тебе его телефон?

– Нет, нет, не нужно. Я подумаю, Тося. Ты только скажи,родители живы?

– Живы, слава богу! И Маруся при них!

– С ума сойти! Ой, Тоська… Кажется, я все-таки приеду!

– Умница, Динка, я в тебе не сомневалась, хоть ты исволочь хорошая, пропала на столько лет! Подруга называется!

– Тоська, а как ты меня нашла?

– Долго рассказывать! Много интересного о тебе на этомпути узнала, но имей в виду – ни одному слову не поверила!

– Все понятно, занималась арахнологией!

– Точно! Они там как пауки в банке, очень точносказала. Ой, Динка, а мы по-прежнему понимаем друг друга с полуслова… Динка, тытолько скажи, тебе есть где остановиться в Москве? Я так поняла, ты с отцомотношений не поддерживаешь?

– Нет, но это неважно, я остановлюсь в гостинице,сейчас это, говорят, уже не проблема?

– Нет, ты только скажи, какую гостиницу тебе заказать?

– Нет, нет, я сама… Посмотрю по Интернету, созвонюсь…

– Слушай, а может, не надо в гостиницу, приезжай прямоко мне, я сейчас одна…

– Спасибо, Тоська, но я лучше в гостинице, мне такпроще.

– Дело твое. Но на дачу к нам ты поедешь.

– У вас все та же дача?

– Конечно, только кругом ничего не узнать. Ой, Динка,приезжай! Точное число я сообщу тебе на той неделе. Но это будет либо седьмое,либо восьмое июня, так что можешь заказывать билет… Динка, приезжай наподольше, так, чтобы после встречи еще побыть в Москве, пообщаться…

– Я тебе позвоню!

– Не вздумай отказаться! Это будет большое свинство! Тыпомнишь Костю Иванишина?

– Конечно! Он был в меня жутко влюблен!

– А ты мучила бедного мальчика! Он, между прочим, у нассейчас такая звезда, закачаешься!

– Звезда? В какой области? – крайне удивилась я.

– Актер! Знаменитость, пол-Москвы по нему сохнет,красавец стал… и между прочим, когда я ему позвонила, первое, что он спросил:«А Шадрина будет?» Так что имеешь шанс! И вся Москва лопнет от зависти!

– Ты же говорила про пол-Москвы! – засмеялась я.

– Ну правильно, все московские бабы это и естьпол-Москвы!

Я уже задыхалась от волнения и от жуткого желания очутитьсяв городе моего детства.

– Ты Москву не узнаешь! Ну так что, я могу пообещатьКосте встречу с первой любовью?

– Да!

Так вот что означал этот сон – возвращение к истокам, кдетству, юности… И хотя до назначенной даты оставалось еще полтора месяца, явдруг внутренне заметалась… Ну, в университете я все улажу, поменяюсь с Йоном идней десять смогу выкроить. Десяти дней вполне достаточно… Но с кем я оставлюзверье? Женщина, которая обычно с ними оставалась, на днях перенесла тяжелуюоперацию и вряд ли до тех пор поправится. Додик может не согласиться… Хотяпочему? Он же свободный художник, какая ему разница, где ночевать? Пустьприводит сюда своих баб, мне не жалко. Сегодня же поговорю с ним… А если не выйдет,обращусь к студентам, может, кто-то и согласится… Короче, времени на устройстводостаточно. На самый худой конец, отдам их в звериный пансион. Хотя жалко, яодин раз пробовала… Им там явно не понравилось, ничего, устроюсь как-нибудь.

Что это со мной? Ностальгия? Я всегда считала себя свободнойот этого типично русского недуга… Очевидно, нельзя считать себя свободной ни откакого недуга, вот разве что простатит мне не угрожает и какие там еще естьтипично мужские болезни. А все остальное, что случается с людьми, можетслучиться и со мной… Мне вдруг стало неуютно. И хотя на здоровье я до сих порне жаловалась, но все-таки уже сорок два… И чтобы не думать о болезнях, яполезла в Интернет, узнать все о московских гостиницах. Ненавижу жить в чужихдомах, приноравливаться к чужому образу жизни и вынуждать людей считаться смоими привычками, как бы скромны они ни были. Поэтому люблю гостиницы. Можетбыть, остановиться в «Национале», если он еще существует? Да, существует.Когда-то в детстве я часто бывала с родителями в кафе «Националь», позже мыходили в ресторан «Националь» с Андреем Георгиевичем, и я всегда мечтала пожитьв этой гостинице. Вот теперь я могу осуществить свою детскую мечту.

Андрей Георгиевич, Андрюша… Интересно, он жив еще? С ним яточно не хочу встречаться, он, наверное, совсем старик уже, ровесник папы. Мояпервая любовь. Мне было шестнадцать, ему почти сорок… Я умирала от любви кнему. Дура, идиотка! Самонадеянная кретинка, мне казалось: если я, такая юная,подарила себя и свою любовь такому пожилому человеку, то он должен менябоготворить до самой смерти… А он и не собирался. Он был очаровательный,легкомысленный, сексапильный, и я вовсе не стала его роковой страстью… Простохорошенькая, молоденькая влюбленная идиотка, которая довольно быстро емунадоела своими претензиями на великую любовь. Тьфу, стыдно вспоминать! Но как ястрадала, хотела даже с собой покончить, более того, попыталась. Вычитала вкаких-то театральных мемуарах, что в начале двадцатого века некая девица,безнадежно влюбленная в блестящего офицера, вышла в мороз в одном платье идолго гуляла у него под окнами. Разумеется, простудилась и умерла от пневмонии.Мне эта история показалась невероятно красивой, и я тоже вышла на улицу влегком платье, ночью… Но то ли морозы в начале века были сильнее, то ли девушкабыла слабее меня здоровьем, но у меня даже насморка не случилось. Конечно, ясправилась со своим горем, ведь это было уже не первое горе в моей короткойжизни. Сначала отец ушел от мамы, ушел к молодой девушке, которая вскоре родилаему девочку, не прожившую и неделю. Потом тяжело заболела мама и, проболевполгода, умерла, а я осталась одна. Отец, конечно, взял меня к себе, и я дажесумела подружиться с его новой женой. Ее звали Варя, она была милая, добрая, даеще и бабушка всячески старалась нас сдружить. Но спустя года полтора отец ушелот Вари, у него опять закрутился бешеный роман и было совсем не до меня, абабушка почему-то прониклась острой приязнью к новой даме отца… Для нее вообщене было в жизни ничего важнее прихотей любимого сына, даже внучка была надесятом месте, тем более что бабушка и сама еще работала в полную силу, так чток девятнадцати годам, когда я уехала из Союза, я успела много чего нахлебаться.И сейчас в Москве у меня есть сестра, которую я никогда даже не видела, знаютолько, что ей двадцать лет и зовут ее Нелли.