Я вышла на проезжую часть проспекта Мира и подняла руку.Почти сразу ко мне подкатила машина.

– На Шаболовку довезете?

За рулем старенького «Москвича» сидел такой же старенькийчеловек.

– Как поедем? – скрипучим голосом осведомился он.

– Все равно.

– Ох, люди говорят «все равно», а потом начинают:почему так едешь, а не иначе. Вы уж лучше скажите!

– Мне действительно все равно, главное, поскорее тудапопасть.

– Ну как хотите. А номер дома на Шаболовке какой?

– Не помню, я давно там не была, но я найду.

В машине я закрыла глаза, чтобы не пялиться на обновленныеулицы, не отвлекаться от того совершенно забытого тепла, что разливалось внутрипри воспоминании о беспутной тетке… Как я могла выкинуть ее из своей жизни настолько лет? За что? Боже мой, сейчас даже вспомнить страшно, какая ненавистько всем и ко всему жила во мне в первые годы эмиграции… В ее огне сгорело иневеликое мое прошлое, да и настоящее она тоже выжигала. Как я жила тогда? Исколько лет меня все это мучило… А как я мучила всех, кто приближался ко мне… Ябыла одинока, и только Янек, польский эмигрант на десять лет старше меня,что-то понял, сумел разглядеть и полюбить… И я начала оттаивать, но прошлое,мне казалось, безвозвратно сгорело… А теперь…

– Мадам, вот Шаболовка, – проскрипел старичок.

Я открыла глаза. Шаболовка почти не изменилась. Слава богу!

– Вон к тому дому, пожалуйста!

Я подошла к подъезду. И тут мало что изменилось, толькодверь была заперта. Ничего, скоро кто-то выйдет или войдет, я подожду… Господи,только бы она была жива… И вдруг я вспомнила, как она часто шутила: «Чтобы яуехала отсюда? Ни за что! Тут рядом два кладбища – Донское и Даниловское,соседкам будет близко ходить на мою могилку!» – и подмигивала мне, мол, этоерунда, я никогда не умру, не бойся…

Дверь открылась, вышел пожилой мужчина с шарпеем на поводке.Раньше в Москве шарпеев не было. Я проскользнула в подъезд. Пахло тут неслишком хорошо, и лифт не работал. Мне стало легче, вообще тут, на Шаболовке,все было ближе к прошлому… Я поднялась на третий этаж и с бешено бьющимсясердцем подошла к Муриной двери. На площадке было три квартиры. Но Мурина дверьбыла самой новой и элегантной. Я набрала в легкие воздух и позвонила.

– Кто там? – раздался молодой голос, не похожий наМурин.

– Простите, Мария Сергеевна дома?

Дверь распахнулась. На пороге стояла девушка в одной майке,босая и растрепанная.

– Доброе утро. Вы к маме?

– Мне нужна Мария Сергеевна Северцева…

– А она на даче. И потом она не Северцева, а Юрьева.Северцева ее девичья фамилия.

– Так ты, значит, ее дочь?

– Ну да, а вы кто?

– Не знаю, говорила ли тебе мама… Я, собственно, ееплемянница…

– Вы Дина? – закричала девушка. – Вы правдаДина?

У меня в горле стоял комок. Я только молча кивнула. Нодевушка, видно, поняла мое состояние.

– Да вы заходите, что ж на лестнице стоять? Ой, вамплохо, да?

– Нет, нет, просто от волнения… Столько лет прошло… Яочень боялась… Но, слава богу, все хорошо, да?

– Ой, как мама обрадуется! Я ей сейчас позвоню!

– Погоди, а как тебя зовут?

– Майя. Ой, а вы, значит, моя двоюродная сестра?Кузина, да? Супер! – захлопала в ладоши Майя.

– Тебя, конечно, назвали в честь Плисецкой?

– А как вы догадались?

– Мура всегда была помешана на Плисецкой.

В этот момент из комнаты донеслось тихое покашливание. Майявдруг залилась краской.

– Извините, пожалуйста, я… Я сейчас, да вы проходите накухню, я кофе сделаю.

Она юркнула в комнату и прикрыла дверь, но я успеларасслышать: «Быстро собирайся, моя кузина из-за бугра приехала».

Кухня была совершенно новая, с иголочки, уютная и красивая.Ни одной знакомой вещички я не заметила. С ума сойти, Мура замужем, у неевзрослая дочка, и, судя по всему, она пошла в мать…

Входная дверь захлопнулась. В кухню вбежала Майя. Какаяхорошенькая!

– Хотите кофе или какао? Я обожаю какао! Вы вообщезавтракали? А то я с голоду помираю.

– Что ж ты своего кавалера голодным выпроводила? –улыбнулась я.

– Перебьется! Ну супер! У меня есть двоюродная сестра!

– И у меня тоже! Здорово! Знаешь, говори мне «ты», а тоглупо как-то.

– Вау! Я рада! Ну, хочешь мюсли или яичницу, естьбрынза, помидоры. Можно овсянку из пакетика замурцевать!

– Нет, спасибо, только чашку кофе.

– А какао категорически нет?

– Какао? – словно пробуя на вкус это слово,повторила я. – А давай, сто лет не пила какао!

– Класс! Я тебе сейчас такое какао подам, закачаешься!Ой, а ты, вообще, откуда взялась?

– Из Бенилюкса… – не придумала я ничего умнее.

Майя с любопытством на меня взглянула.

– Так из Бе, из Ни или из Люкса?

– Понимаешь, живу в Бе, работаю в Ни.

– Понятно. Между прочим, в Ни я была. Мы с подружкойездили в Германию, и нас оттуда возили в Амстердам. Клевейший город! Мы тамдаже травку курили, в кафе… Но мне не понравилось…

– И слава богу!

– А ты пробовала травку?

– Я еще в Москве пробовала план, это почти одно и тоже. Но никакого впечатления.

– А что-то покрепче?

– Нет, слишком хорошо представляю себе последствия. Итебе не советую.

– Да что ж я, больная? У меня тоже были друзья, теперьконченые наркоманы… Нет уж, в жизни и так много радостей!

Вскоре Майя поставила передо мной большую красивую кружкукакао, и не успела я опомниться, как она накрыла ее большой шапкой взбитыхсливок из баллончика.

– Класс, да? Ты попробуй! А хочешь туда немножко виски,вообще отпад будет!

– А давай!

– Супер! Слушай, Дина, ты почему столько лет пропадала,а?

– Это сложно объяснить…

– А ты попробуй!

– Знаешь, давай как-нибудь потом, когда я сама во всемразберусь.

– Ладно, как хочешь, давить на тебя не буду.

– Майя, а ты что, учишься или работаешь?

– Учусь! В МГУ, на мехмате!

– Боже ты мой, какой серьезный факультет!