Запуганный хозяин написал на листе – «Кастелаки», лакейПросвирин, гаденько ухмыляясь, поставил рядом жирный крупный крест.

– Ну-с, – расправил плечи офицер, – не будембольше утомлять господина Кастелаки своим присутствием. Вещи можете с собойвзять, – милостиво добавил он.

Борис наклонился, собирая разбросанные по полу вещи. Вообщев номере был жуткий беспорядок, как будто что-то искали.

Писарь в это время, прочитав протокол, шептал что-то на ухоштабс-капитану. Тот встрепенулся и приказал:

– Антонов! Обыскать задержанного!

Борис кусал губы от брезгливости, когда грубые руки шарилипо телу. Антонов нашел паспорт, немного денег и золотой медальон с порваннойцепочкой, где была фотография Вари. Офицер повертел в руках медальон и бросилБорису. От неожиданности Борис схватил рукой воздух, и медальон покатился подкровать. Борис наклонился, преодолевая головокружение. Под кроватью в пылилежал медальон и белый кусочек картона, что-то вроде визитной карточки. Борисавтоматически поднял ее и пихнул в карман.

Большие бородатые солдаты встали по сторонам Бориса иподтолкнули к выходу. Борис пошел в полной растерянности. Дикое обвинение вубийстве казалось ему несуразным, оно сейчас же должно рассеяться как дым.

Одноэтажное розовое здание контрразведки стыдливо пряталосьв саду неподалеку от торговой Итальянской улицы. Бориса провели в пустую чистуюкомнату с одиноким столом в углу. Один из солдат вытянулся возле дверей, второйушел куда-то. Штабс-капитан картинно потянулся, хрустнув суставами, инеожиданно заорал истеричным базарным голосом:

– Шпион! Сволочь турецкая!

Борис вздрогнул больше от неожиданности, чем от испуга ипосмотрел на офицера как на сумасшедшего. Тот, однако, коротким шагомстремительно приблизился к Борису и резко ударил в живот. Борис охнул, как быпоперхнувшись воздухом, в глазах у него потемнело, и минуту он не могвздохнуть, воздух стал тверд, как стекло, и жгуч, как черный перец.

Лицо штабс-капитана оказалось близко-близко, оно было неестественнобледно, глаза из светлых стали черными от того, что зрачки расширились мертвымипистолетными дулами.

«Он кокаинист», – отстраненно думал Борис как о чем-тосовершенно его не касающемся, например о государственной системе Эфиопии.Штабс-капитан зашел сбоку и ударил Бориса по почкам. Боль была такая, чтокомната качнулась, как пароходная палуба, и стала маленькой и далекой. Оттуда,издалека, Борис услышал чей-то стон и с удивлением понял, что это стонет онсам.

– Ты мне расскажешь, ты мне все расскажешь, – тихои даже как-то ласково приговаривал Карнович.

Боль от побоев придавала удивительную достоверность егодиким словам.

«Шпион? – без прежнего удивления подумал Борис. –Я – турецкий шпион? Должно быть, мне придется в это поверить, чтобы прекратиласьэта ужасная боль».

Карнович отошел на шаг и посмотрел на Бориса, чуть склонивнабок голову, как художник смотрит на незаконченное полотно. Найдя в своейработе некоторую незавершенность, он быстрым и точным взмахом ударил Бориса влицо. Рот наполнился теплым и соленым, Борис вынул выбитый зуб и посмотрел нанего, как на лишнюю чужую вещь.

Штабс-капитан удовлетворенно откинул голову, с удовольствиемвтянул воздух, как будто вышел из душной накуренной комнаты на легкий морозец,и с хрустом потянулся. Затем он достал из кармана кителя сложенную вчетверобумажку, поднес ее к носу…

«Точно, кокаин нюхает», – мысленно подтвердил Бориссвою прежнюю догадку, наблюдая, как черные зрачки Карновича сужаются в точки.

– Ну-с, – радостно и даже доброжелательно продолжилКарнович, – я жду.

– Чего? – глупо переспросил Борис, выпустив приэтом изо рта кровавый пузырь.

– Признания, милостивый государь, вашегочистосердечного признания. Как вы, судя по всему, русский дворянин, вступили всношения с турецкой шпионской сетью, какие задания выполняли для врага, какойвред причинили Отечеству. Наконец, как и почему вы убили того господина вгостинице «Париж».

– Однако, – попробовал Борис прерватьКарновича, – какие у вас причины считать меня турецким шпионом? Я и кубийству непричастен, но здесь я по крайней мере понимаю, на чем основаны вашиподозрения, но уж по части шпионажа… увольте, никак не понимаю!

Говорить было больно, разбитые губы плохо слушались, кровьнаполняла рот, поэтому слова выходили шепелявы и самому Борису казалисьнеубедительны. Но он торопился говорить, чтобы полоумный штабс-капитан опять неначал его бить.

Неожиданно дверь отворилась, и на пороге появился господинсредних лет в золотом пенсне и форме подполковника. Форма не вязалась счрезвычайно штатским и как бы довоенным обликом вошедшего. Чуть седые, слегкаредеющие волосы, острая – клинышком – профессорская бородка… Борис немедленновспомнил это лицо – в прежней, петроградской, жизни господин этот звалсяпрофессором Горецким и читал на юридическом факультете уголовное право. Борисвстретился с профессором взглядом и прочитал в его глазах встречное узнавание.Он собрался было обратиться к Горецкому и открыл уже для этого рот, нопрофессор сделал едва уловимое движение бровью, остановив его, и повернулся кштабс-капитану:

– Что я вижу, Карнович? Вы за старое принялись? Этотмордобой, эти ваши методы! Мы с вами не в махновском застенке! Вы мараетесвященный добровольческий мундир!

Борис с удивлением наблюдал, как переменился при этих словахмягкий и штатский с виду профессор: лицо его застыло и отчеканилось в бронзовуюсвирепую маску, пенсне слетело, заболтавшись на черном шелковом шнурке, иоттого глаза Горецкого приобрели неожиданный холодный презрительный блеск. Дажефигура его вылилась в мощную и напряженную форму, к которой удивительно шелстрогий офицерский френч.

– Ваше высокоблагородие! – растерянно и злопроговорил Карнович. – Это же турецкий шпион и убийца! С поличным пойман!Какие тут могут быть антимонии! Выбить из него признание, пока с мыслями несобрался да не выдумал себе каких-нибудь оправданий!

– Господин штабс-капитан! – оборвал его суровоподполковник. – Извольте не называть подозреваемого шпионом и убийцей,пока ни то ни другое обвинение не доказано! Какие у вас есть основания к такомускоропалительному вердикту?

– Господин подполковник! Ваше высокоблагородие! –Карнович подошел ближе, и Борис увидел, что зрачки его снова болезненнорасширились. – Ваше высокоблагородие, мы ведь не в суде присяжных, мы вконтрразведке, здесь всякое промедление смерти подобно!

– Вот-вот, любезнейший Людвиг Карлович, вы мне иобъясните, почему человек, обвиняющийся в заурядном убийстве, попал к нам, вконтрразведку?

– Сегодня на рассвете поступил сигнал от лакеягостиницы «Париж», некоего Просвирина, о подозрительных звуках в номере этогогосподина. При обыске обнаружили его там наедине с трупом неизвестного,заколотого кинжалом. Комната изнутри закрыта была на засов, так что, кроменего, некому…