– Ох, и подлый народ эти караимы, – гудел в углуСаенко, по-старушечьи тонко срезая кожуру с крупной картофелины, – ведьклялся, что керосин хороший. Я ему говорю: если опять плохого керосина продашь,сволоку тебя в контрразведку. Клянется, бородой своей трясет… Но я так думаю,что все равно разбавляет. Ох, и подлая же нация…

Вернулся со двора Ахметка, сощурил глаза на свет лампы изамычал что-то быстро, размахивая руками.

– Немой он, – пояснила хозяйка в ответ навопросительный взгляд Бориса, – но слышит и все понимает. Подобрал егоСаенко в порту, сирота он. Аркадий Петрович с ним занимается иногда, говорит,что вылечить можно. Что, Ахметушка, идет он?

В ответ раздался скрип калитки. Собака на Горецкого незалаяла, видно, знала, что свои.

Борис поднял тяжелую голову и увидел в дверях АркадияПетровича.

– Сидите, сидите, Борис Андреевич. – Горецкийпонял его движение как попытку встать при появлении старшего. – Сидите, выустали и, как я вижу, ранены. Саенко, ужин готов?

– Так точно, ваше высокоблагородие! – гаркнулСаенко.

«Высокоблагородие» он выговаривал скороговоркой, иполучалось у него «сковородие». Горецкий кивком пригласил Бориса пройти вкомнату. Комнатка тоже была маленькая, но очень чистая, и пахло в ней свежестьюи душистыми травами.

– Однако, Аркадий Петрович, неужели вы помните мое имя?Как, кстати, прикажете вас называть – по прежнему званию вас следовалотитуловать «ваше высокородие», как статского советника, теперь вы стали нижечином, когда в военную службу перешли, – «высокоблагородием» величать?

– Ах, голубчик, оставьте, я и раньше-то этих величанийне любил. Что чин теперь ниже, так ничего удивительного – в Добровольческойармии полковники рядовыми служат. А зовите меня Аркадием Петровичем – проще ине подлежит уценке. Вот Саенко – человек традиций, зовет меня «сковородием» ини на какие новации не поддается. Правда, Саенко?

Саенко вошел следом за хозяйкой, неся в руках миску сдымящейся картошкой. Марфа Ипатьевна собрала на стол, ступая неслышно, ноуверенно. Чувствовалось, что, не будь здесь Бориса, она села бы за стол на своехозяйское место, как случалось не раз. Но сегодня она только внимательноокинула глазами стол, проверяя, не забыла ли чего, и вышла, повинуясьневысказанному желанию подполковника.

– А насчет того, что имя ваше помню, – продолжалГорецкий, – так это у меня профессиональное. Хороший преподаватель каждогосвоего ученика должен помнить, иначе грош ему цена. Если в ученике личностьвидишь – как же можно его забыть? Вы ешьте, ешьте, в тюрьме нашейгостеприимство известное.

Борис вспомнил, что голоден, и набросился на еду. Однако,немного утолив голод, он не удержался от вопроса:

– Отчего… отчего вы помогли мне, Аркадий Петрович?

Горецкий вздел на нос пенсне, сразу став как будто домашнееи знакомее, и проговорил с некоторой долей смущения:

– Как же мне не помочь одному из прежних своихучеников? – Затем, снова сбросив пенсне и став из профессораподполковником, продолжил: – Ситуация у нас непростая. Мы в Крыму только второймесяц, здесь действует множество подпольных групп и организаций самого разноготолка – кто-то не вполне враждебен Добровольческому движению, но есть и крайнеопасные. Здесь же, в Крыму, действует агентура многих иностранных держав. АнтонИванович – я имею в виду Деникина – наиболее близок с англичанами, они весьмапомогают нам деньгами и оружием. Турецко-германские агенты, напротив, ведутздесь опасную и враждебную нам игру. От нас рукой подать до Батума, и хотьоттуда турки ушли в январе, там, разумеется, их агентура чувствует себя какдома. Генерал Кук-Коллис, английский генерал-губернатор Батума и прилегающих кнему областей, давно пытается покончить с турецким влиянием в Аджарии, и мывсемерно стараемся ему помочь. Но турки не теряют надежду опять занятьБатумскую область, ведь ровно год назад, в августе восемнадцатого, она былаотдана Турции приказом султана «на вечные времена». И вот из Батума прибылсвязной английской секретной службы со списком турецких агентов в Крыму, и поиронии судьбы его-то как раз и находят убитым в вашем номере… Понятно, чтоконтрразведка не может остаться в стороне. Произведенный на месте убийстваобыск не дал результатов: список агентуры пропал.

Борис порывисто поднялся. Кровь прилила к его лицу.

– Аркадий Петрович, Богом клянусь, не убивал я этогочеловека и про список ничего не знаю!

– Не волнуйтесь, голубчик! – Горецкийуспокоительно похлопал Бориса по руке. Он снова стал профессором, пенснепосверкивало у него на носу. – Я вам верю. Я научился в людях разбираться,поэтому и попал на теперешнюю свою службу. Но внешние обстоятельства делаговорят, к сожалению, не в вашу пользу. Как случилось, что убитый господиноказался в одной с вами комнате?

Борис смущенно развел руками и ответил:

– Я и сам порядком удивлен… Несколько дней назад толькоприбыл в Феодосию из Ялты, никого здесь не знаю…

– А позвольте спросить, с какой цельюпутешествуете? – Горецкий задал этот вопрос тоном скучающего попутчика, ноБорис видел, с каким интересом смотрели его глаза сквозь пенсне.

«Не верит, – пронеслось у него в голове, – считаетподозрительным».

– Я не путешествую, я сестру ищу, – сухо ответилБорис. – Видите ли, так получилось, что летом семнадцатого Варя, сестрамоя младшая, гостила у тетки в имении Горенки Орловской губернии. Она болелазимой сильно, вот тетка и увезла ее на лето на воздухе пожить. А осенью самизнаете, что случилось, от них никаких вестей, я сам застрял в Петрограде – матьслегла, никак ее не мог оставить. Прошлым летом мать похоронил и решил сеструискать, у нас с ней больше никого нет. Как добирался – страшно вспомнить. Подороге тифом болел, еле выжил. Под Орлом чуть красные не мобилизовали. Приезжаюв Горенки – а там ни Вари, ни тетки Аглаи, ни самого дома уж нет. Егерьзнакомый рассказал, что усадьбу летом восемнадцатого сожгли, но тетка с Варейеще раньше на юг решили подаваться. Решил и я – на юг. По дороге махновцы трираза поезд грабили, в степи спасался. Так ползком и фронт перешел. В Николаевевстретил жучка одного – клянется, что видел Варвару. Якобы тетка АглаяТихоновна от сыпняка померла, а Варю взяло к себе семейство одно, Романовские…Вроде бы они в Ялту собирались. Обыскал я все гостиницы в Ялте –безрезультатно… Теперь вот сюда приехал… Ох, простите, отвлекся я. Так вот,остановился я третьего дня в этой, с позволения сказать, гостинице, а вчерапривязался ко мне этот господин. Представился Георгием Махарадзе, но по егоречи я сомневаюсь, что он грузин. И стал он меня всячески уговаривать сесть сним в карты… Я вообще не играю, а в нынешнее время совершенно уже не до карт,но отвязаться от него не было никакой возможности. Пришлось играть… После лакейгостиничный – тот самый Просвирин, что позже привел штабс-капитана с егоразбойниками, – принес нам вина. Махарадзе заказал. И выпили-то совсемнемного, а только я больше ровным счетом ничего не помню…