– Вилка, – вновь возмутилась Лера, – ты что это сидишь, каккитайский болванчик, с выпученными глазами? Спишь, да?

– Нет, конечно, – вынырнула я из глубин сознания, – развеможно спать с выпученными глазами. Просто на работу пора, скоро пять!

Высшего образования у меня нет. Но в свое время мы с Томойокончили так называемую специальную школу с преподаванием ряда предметов нанемецком языке. Я же обладаю феноменальной памятью, позволившей мне не толькополучить золотую медаль, но и выучить немецкий так, что окружающие уверены,будто у меня за плечами иняз или, на худой конец, филфак МГУ, романо-германскоеотделение. Но институт я не посещала. После смерти дяди Вити и тети Ани нам сТомочкой пришлось идти работать, иначе мы бы просто умерли с голоду. К сожалению,я в основном проводила время с ведром и шваброй, пока однажды соседка непопросила подтянуть по немецкому своего сынишку Тему, вдохновенного двоечника исамозабвенного лентяя. В нынешние времена репетиторы совсем озверели и меньше,чем за десять долларов урок, и пальцем не шевельнут. Но у Наташи не было такихденег, и она сказала:

– Буду платить сто рублей за час, идет?

Так началась моя карьера домашней учительницы, учениковнабралось много, в основном дети из малообеспеченных семей, родителям которыхбыло не по карману нанять «настоящего» репетитора. Но вот парадокс. Среди толпынебогатых школьников оказались и три ребенка из более чем денежных семей. Дотого как попасть в мои руки, они прошли через многих дипломированныхспециалистов без всякого толку. В дневниках у них как были двойки, так иостались. Но через месяц занятий со мной дети начинают получать четверки, а потоми пятерки. Почему так происходит, я не знаю, дети тоже не могут объяснить,отчего в их мозгах после глубокой и темной ночи наступает солнечный рассвет.Впрочем, Тема один раз сказал:

– Знаешь, Вилка, ты объясняешь не как училка, а как человек.

– В кои-то веки пришла обсудить свои проблемы, а у тебявремени нет, – обиделась Лерка.

Я развела руками:

– Ну извини, но на самом деле мне пора идти!

– А Томка где? – хищно поинтересовалась Парфенова.

Я подавила улыбку:

– Пошла с Кристиной в ГУМ покупать девочке зимние сапожки,небось до ночи проходят, сама знаешь, какой теперь выбор.

Поняв, что все же придется уходить, Лерка двинулась вместесо мной в прихожую и, натягивая ботинки, недовольно забубнила:

– Денег вам, что ли, девать некуда, по ГУМу шляетесь, нет бына рынок съездить!

Я молча вытолкала зануду на лестничную клетку. Сама яодевалась на черкизовской толкучке, наивно полагая, что куртка за тристарублей, произведенная вьетнамцами, защитит тело от холода, а ботиночки из кожи«молодой клеенки» предохранят ноги от сырости… Но куртенка разваливалась послепервой стирки, а у замечательных сапожек мигом отлетали подметки… Потом нам сТомуськой пришла в голову замечательная мысль: мы не настолько богаты, чтобыпокупать дешевые вещи. Поколебавшись немного, отправились в ГУМ и, походив повсем линиям, сделали удивительное открытие.

Во-первых, в дорогих магазинах очень часто бываютраспродажи, когда цена вещи падает вдвое. Во-вторых, покупатели бутиков людикапризные, избалованные. Они ни за что не купят модель прошлого года или пальтос крохотным пятнышком на рукаве. Мне же, ей-богу, все равно, какой воротничок ублузки: закругленный или острый, но данный факт оказывает решающее влияние настоимость. В-третьих, вся одежда, приобретенная в ГУМе, сидит на нас идеально,что в общем-то совершенно неудивительно. В магазинах, расположенных тут,имеются примерочные, и вы натягиваете понравившиеся брюки в комфорте и тепле,окруженная зеркалами, а не стоя на кусочке грязной картонки за линялой тряпкой,которую держит подвыпивший торговец. В-четвертых, продавцы дорогих лавоквымуштрованы как рекруты, они мигом показывают уцененные вещи, да еще исоветуют, что подешевле… Результат впечатляет. Моя черненькая курточка от НиныРиччи стоила всего на пятьдесят рублей дороже, чем произведение неизвестных«кутюрье» с толкучки… И ношу я ее третий сезон, а она как новая… В общем,теперь мы с Тамарой ходим только по дорогим магазинам…

Лерка Парфенова, решив забить последний гвоздь в историюсвоих отношений со свекровью, проводила меня до дома Никиты Федулова. Выслушаву входа в подъезд прощальные стоны на тему «Моя свекровь – ужас, летящий накрыльях ночи», я наконец-то избавилась от подруги и набрала на домофоне кодквартиры.

– Кто там? – пропищал Никита.

– Вилка.

Дверь распахнулась. Никита Федулов замечательный мальчишечкасеми лет. Папа его, Павел, бизнесмен. Честно говоря, сначала я считала, будтомужик просто бандит. Один раз, придя на урок, увидела в углу холла небрежно,горой, сваленное оружие: пару пистолетов, какие-то странные железные палки ичто-то похожее на автомат…

– К папе друзья приехали, а маме не нравится, когда они подому вооруженные ходят… – пояснил мальчик.

Маме Никитки, Лене, всего двадцать три. Сынишку она родила вшестнадцать. Впрочем, Павел ненамного ее старше, ему двадцать четыре. Но вотличие от многих браков, заключенных в юном возрасте, их союз не распался, иоба до жути любят Никитку. У мальчишки есть все – компьютер, музыкальный центр,горы игрушек и одежды… Но вот интересно, живя, как маленький принц, Китабсолютно неизбалован, он хорошо учится, увлекается компьютером… Единственнаятройка у него по немецкому, но мне кажется, что скоро проблем не будет.

Я люблю приходить в этот дом, и вовсе не потому, что Лена,всегда улыбчивая, приветливая, приносит на подносике кофе, булочки и конфеты, апосле урока вручает конверт с десятью долларами. Именно конверт, Леночканикогда не сует мне «голую» бумажку… У них в доме очень уютно и спокойно, такхорошо бывает в семье, где люди просто любят друг друга. Кстати, Лена оченьхорошая художница, мне ее простые, ясные картины нравятся.

Но сегодня в доме Федуловых царила непривычная нервозность.Хозяйка не вышла, как всегда, в холл, а двери в гостиную, кабинет и спальню,обычно распахнутые, были плотно закрыты. Да и Никитка вел себя странно, отвечалневпопад, а когда я удивленно спросила: «Кит, да ты не выучил, почему?» –внезапно расплакался.

Минут за пять до конца урока в детскую вошла Лена. Япоразилась ее виду. Лицо не накрашено, глаза лихорадочно блестят, нос распух,словно она долго плакала.

– Виола, – сказала Лена, – вас не затруднит пройти ко мне вспальню?