– В ста километрах от столицы, в деревне Воропаево, –ответил Олег. – Преподает там в школе, хотя давным-давно вышел на пенсию.

– А за каким чертом он нам на голову свалился, у него жеесть квартира в Москве, – злилась я.

Олег закурил:

– Ну жилплощадь он еще в девяностом продал, когда решилпоближе к земле устроиться, боялся с голоду в городе помереть… А приехали онипо важному поводу. Филя собрался защитить диссертацию.

– Господи, да по какой науке?

– Филя – ветеринар, – пояснил Олег, – работает на селе,коровы, козы, поросята, те же собаки… В Ветеринарную академию приехал.

– А зачем папеньку прихватил?

Муж развел руками:

– Я так понимаю, что Аким его окончательно под себя подмял…

– Но почему к нам?

– У них никого в столице нет, гостиницы дороги. Кстати, онисегодня весь день мой адрес искали, – ответил муж. – Еле-еле добрались.

– И надолго?

Супруг тяжело вздохнул:

– Не знаю. Завтра Филя поедет в академию, и вечером услышимоб их планах.

– Черт знает что, – прошипела я, – только свекра с девереммне не хватало, или с шурином, я никогда не знала, как точно называется братмужа. Хорош отец, который даже адреса любимого сына не знает! Почему мы должныих тут терпеть?

– А что делать? – пробормотал Олег, вытягиваясь на одеяле. –Выгнать вон? Как-то совесть не позволяет!

Я встала, приоткрыла окно, вдохнула прохладный, сырой ночнойвоздух и сказала:

– Только имей в виду, я не буду пресмыкаться перед этимисубъектами…

Супруг молчал.

– И хамство терпеть тоже не стану!

Олег не издавал ни звука. Я повернулась и увидела, что мужкрепко спит поверх одеяла, забыв снять брюки и свитер. Неожиданно мне сталожаль его, злость испарилась. Я аккуратно стянула с Олега штаны, но, попробоваввытащить из-под стокилограммового тела одеяло, потерпела неудачу. Накрыла егопледом, захлопнула окно, выключила свет и улеглась на свою половину кровати.

В конце концов, родителей не выбирают.

– Вилка, – прошептала Тома, тихонько приоткрывая дверь, – тыспишь?

– Еще нет, – тоже шепотом ответила я.

– К телефону подойдешь?

– Кто это? – удивилась я, влезая в халат.

– Какая-то Марья Михайловна, – пожала плечами Тома.

Я схватила трубку:

– Слушаю.

– Бога ради, Виолочка, извините за столь поздний звонок, –прозвучал голос бабушки Никиты Федулова, – вы, наверное, уже легли…

– Нет, нет, – поспешила я возразить. – Все в порядке. Что-тослучилось?

Марья Михайловна вздохнула:

– Да уж, хуже не бывает. Леночка в морге, а Павлик в тюрьме…

Я удрученно молчала. А что тут скажешь? Молчание затянулось.Пожилая женщина всхлипывала. Наконец она справилась с рыданиями:

– Виолочка, дорогая, извините, но вам придется теперь ездитько мне, в Кузьминки, правда, дом прямо у метро. Никиточка и слышать не хочет одругой учительнице. Кстати, я ему пока ничего не сказала про Леночку, пустьдумает, что мама просто заболела. Как считаете, это правильно?

– Не знаю, – растерянно пробормотала я, – может, вы и правы,зачем ребенку такой стресс! Хотя все равно ведь придется когда-то объяснить…

– О господи, – снова заплакала Марья Михайловна, – ну зачто? Кому она помешала?

– Успокойтесь, – попыталась я утешить бабушку, – вам нельзятак нервничать, еще Никиту надо на ноги ставить. Павла-то небось судить будут,мальчик у вас останется…

Неожиданно Марья Михайловна деловито сказала:

– Виолочка, боюсь, десять долларов мне теперь не по карману.Честно говоря, пока я не слишком представляю, на какие средства мы будемсуществовать с Китом.

– Ста рублей за урок вполне достаточно, – быстро ответила я.– Впрочем, могу работать в долг, расплатитесь, когда сумеете, мне не к спеху.

– Сто рублей мне по силам, – обрадовалась Марья Михайловна.– Вот спасибо так спасибо, и еще…

Она замолчала.

– Говорите, говорите, – приободрила я ее, – я постараюсь длявас все сделать!

– Понимаете, – снова принялась вздыхать Марья Михайловна, –у Никиточки с собой нет никаких сменных вещей, у меня здесь только пижамка идомашний костюмчик. Не могли бы вы завтра с утра подъехать на квартиру кЛеночке и взять его вещи?

– Пожалуйста, – ответила я, – только как я попаду внутрь?

– Там с восьми утра будет женщина, Лида, – пояснила бабушка,– она вам откроет, я предупрежу ее.

– Ладно.

– Спасибо, ангел мой, – прошептала Марья Михайловна. –Понимаю, что глупо, но я просто не могу войти в эту квартиру, ноги не идут…

– Конечно, конечно, – поспешила я успокоить ее, – мне совсемне трудно.

– Вещи уже сложены в такой довольно большой чемоданчик изкрокодиловой кожи, темно-коричневый, – пустилась в объяснения бабушка, – онстоит у них в кладовке, между шкафами, извините, но он, кажется, заперт, простодля того, чтобы не открылся случайно. Лена собиралась завтра отправить Никитусо школой во Францию. Да только теперь нам не до поездок.

Утром я звонила в квартиру к Федуловым. Дверь распахнуласьсразу, словно женщина специально поджидала меня у порога. Полная, в резиновыхперчатках и спортивном костюме, она моментально сказала:

– Вы Виола! Хозяйка вас очень точно описала!

Я вошла в знакомую прихожую и принялась расстегиватьботинки.

– Идите так, – велела Лида, – все равно мыть.

Я покосилась на ее резиновые перчатки. У Лены работала вприслугах интеллигентная дама лет пятидесяти, Ольга Львовна, бывшаяпреподавательница химии, волею судеб поменявшая класс с учениками на ведро стряпкой. Эту же бабу я вижу впервые. Странно, однако, Марья Михайловнаговорила, что нуждается и не может платить мне десять долларов, а нанялаприслугу…