Я заперла дверь ключами Лены, положила их в карман,подхватила пакет с картиной и сказала:

– Бабушка заберет, сейчас позвоню Марье Михайловне, тыскорей всего к ней ночевать пойдешь, раз маме так плохо.

– Ура, – заскакал Никитка, – к бабе Маше, вот зыко, тамМодест!

Модест – это разъевшийся сверх всякой меры перс, большепохожий на карликового бегемота, чем на представителя славной породы кошачьих.

Я отвела Никиту в бассейн, потом вернулась назад в квартируФедуловых и позвонила сначала своему мужу Олегу, потом бабушке Никиты, МарьеМихайловне.

Мой супруг хороший профессионал, кстати, мы и познакомилисьс ним благодаря его службе. Я пришла к нему в рабочий кабинет с одной просьбой…Роман наш протекал стремительно и завершился свадьбой. Но приятного ощущения отзамужества у меня никак не возникает. Олега никогда нет дома, и все то, чтообычно делает в квартире мужчина, лежит на моих плечах.

Я ловко вбиваю гвозди, меняю перегоревшие лампочки, могупросверлить дырку и, засунув туда дюбель, ввернуть шуруп. Мне известна разницамежду долотом и стамеской, и я никогда не путаю крестовую отвертку с обычной. Яспокойно справляюсь с засором в ванной или на кухне, не боюсь мышей ивеликолепно усвоила несколько постулатов женщины, в одиночку управляющейся схозяйством: то, что нельзя поднять из-за большого веса и перенести, можнооттащить волоком. Не желающую откручиваться пробку у бутылки с газированнойводой легко повернуть, зажав ее щипцами для колки орехов. Правило рычага,помните, проходили в школе по физике? Если же нет сил скрутить крышку у банки,последнюю следует перевернуть и аккуратненько поддеть тонким ножом железныйкругляшок. Раздастся бульканье или звук «чпок» – и готово дело. Впрочем,справедливости ради замечу, что все вышеперечисленное я освоила еще до знакомствас Олегом.

В браке у меня появилась стойкая уверенность: в случае любыхнеприятностей следует звать на помощь Олега. В конце концов он появится ипоможет! Ну повесил же все-таки новую кухонную полку, которая категорически нежелала отрываться от пола, когда я пыталась ее приподнять. Правда, до этого мытри месяца жили, натыкаясь на нее на кухне…

Но сегодня, услыхав о том, что стряслось у Федуловых, Олегпримчался через пятнадцать минут. Причем не один, а в компании мужиков, которыестали бесцеремонно ходить по квартире, открывая шкафы и перешагивая через горынеубранных вещей.

– У них всегда такой бардак стоит? – поинтересовался Олег.

Я покачала головой:

– Нет. Вчера был обыск. Мужа Лены, Павла Федулова,арестовали.

– Я-асно, – протянул супруг. – Ну, а ты где была в моментубийства?

– Поднималась вместе с Никитой в мастерскую, на чердак.

– Зачем?

Я уже хотела было сообщить правду, но мигом передумала.Картина Лены не имеет никакого отношения к данной истории. Федулова хотелавыставить ее на вернисаже в «Арт-Мо». Вот я и отнесу туда пейзаж. Леночка оченьмне нравилась, я должна выполнить ее последнюю волю… Взгляд упал на небольшойхолст в красивой раме, стоявший у стены в кабинете.

– Да вот, – сказала я, – она просила принести эту картину,хотела здесь повесить.

– Чего же сама не пошла?

– Боялась пропустить приход адвоката!

– Понятно, – процедил муж и крикнул: – Юрка, забери этумазню!

Я почувствовала ликование в душе. Так и знала! Скажи яправду про пейзаж, он бы мгновенно оказался среди вещественных доказательств. Амне очень хотелось отнести полотно в «Арт-Мо».

В кабинет влетел Юрка. Я знаю его всю жизнь, с самогодетства, мы жили с ним в одном подъезде, и он частенько прибегал к нам простотак, на огонек. Кстати, именно он отправил меня в свое время к Олегу, и женаЮры, Лелька, долго потом говорила:

– Ну видали, замуж вышла благополучно, а сватам ничего? Нимне шали, ни Юрке шапки…

– Здорово, Вилка, – сказал Юра, ухватил картину иприсвистнул: – Ох, ё-мое, красота офигенная!

– Что там? – не утерпела я и подошла к приятелю.

В ярких лучах летнего солнца на полянке стояла, вытянув рукик небу, абсолютно обнаженная женщина с роскошной фигурой. Неизвестная натурщицабыла хороша статной, несовременной красотой. Грудь этак размера пятого, тяжелыебедра, полные ноги, но кожа белая-белая, сияющая, а по плечам рассыпан каскадрыжих, роскошных волос. Лицо же простецкое, с полными щеками, носом-картошкой,не слишком выразительными голубыми глазами и крупным ртом. Таких дам любилизображать Кустодиев.

– А ты не видела, что взяла в мастерской? – прищурился муж.

Я вздрогнула. Вот ведь какой наблюдательный – сразу заметилмою оплошность, надо выкручиваться.

– Естественно, видела, – сердито ответила я.

– Зачем тогда еще раз посмотреть решила? – спокойноосведомился Олег.

Я дернула плечом:

– Да интересно стало, что так понравилось Юрке. По-моему,ожиревшая корова.

– Ну не скажи, – улыбнулся тот, – очень даже ничего, этакийперсик сочный.

Я хихикнула:

– Ну-ну, на Новый год обязательно подарю тебе репродукцию«Деревенской Венеры», повесишь в гостиной!

Юрасик с опаской глянул на меня:

– Ты всерьез?

Я подавила ухмылку:

– Конечно, раз так нравится, должно всегда находиться передглазами.

Потом, глядя на смущенного Юрку, я не утерпела и продолжила:

– Представляю, в какой восторг придет Лелька!

Патологическая ревность Лели, жены Юры, отлично известнавсем знакомым. Если бы она могла, то водила бы мужа по городу с завязаннымиглазами. Откуда взялась эта милая привычка, непонятно. Юрка добропорядочныйсемьянин, отец двух мальчишек-близнецов, жене своей не изменяет, но, как всякийсубъект мужского пола, иногда с интересом поглядывает в сторону молодых,длинноногих и белокурых…

– Хватит паясничать, – хмуро велел Олег, – давайте,действуйте. Ты, Юрка, займись своим делом, а ты, Вилка, двигай домой, там ипобеседуем, вечером!