«Моя ночь с Мод».

«Моя ночь с Мод», вот откуда ноги растут. Ноги ФрансуазФабиан[1].

Кто бы сомневался – она и есть Мод. Не то, чтобы Жан-Луицеленаправленно искал цыпочку, похожую на Франсуаз Фабиан, таких Франсуаз –девять на десяток, ладно – пусть три, кратное девяти, но все же имеются. Нет,Жан-Луи ищет Мод, именно Мод, никак иначе. Ему нужна ночь с Мод, сукиному сыну.Хотя…

Никакой он не сукин сын – Жан-Луи. Просто свихнувшийся накино парень, и что бы я делал без него? Не пропал бы, конечно, клепал бы своиникчемные статейки и дальше, но именно Жан-Луи я обязан своей карьерой в«Полном дзэне». Интеллектуал-борзописец, убойный кинокритик, предмет вожделенийстуденточек филфака, псих-фака и факультета математической лингвистики.

Студенточки не впирают меня абсолютно.

Другое дело – Жан-Луи. Вот кто вызывает у меня восхищение,иногда граничащее с ненавистью, иногда – с искренним изумлением, а иногда мнепросто хочется оторвать ему башку и покопаться в ней. Впрочем, я и так знаю,что бы там увидел.

Видеопрокат.

Не тот, в котором сидит Жан-Луи, – жалкий закуток вмагазинчике «24 часа», необязательное дополнение к сервелату «Невский», нарезкеиз севрюги и марокканским апельсинам – не тот, другой. А может, и невидеопрокат вовсе, так – культовое сооружение, храм, костел, мечеть, синагога,с экраном вместо алтаря, или с несколькими экранами, неважно. Важна проекция наэкран, кино без продыху, все те же «24 часа», только марокканским апельсинам непринадлежит в них ни одной секунды. Единственный прихожанин храма, единственныйзритель в зале – Жан-Луи, даже девки при нем нет, грешно лезть под блузку наглазах у Ромера, Риветта и «Случайно, Бальтазар». Нет ни девки, ни поп-корна,мобильник отключен, я бы сдох от скуки.

Жан-Луи не сдыхает.

Кино – единственная среда, в которой он может существовать.В отличие от меня – интеллектуала-борзописца и убойного кинокритика. Я могусуществовать где угодно, «Полный дзэн» предоставляет массу возможностей,редакционные корки – не что иное, как пропуск в виртуально-гламурный рай, так,во всяком случае, думают студенточки. Филфака, психфака и факультетаматематической лингвистики. Среди них нет ни одной Мод, утверждает Жан-Луи, и яему верю. Мод скорее можно найти в том самом виртуально-гламурном раю, куда язахаживаю пропустить стаканчик-другой. Сорок процентов рекламы, развешанной по кущам,не считая скрытой. А если посчитать – и все восемьдесят наберется, мои обзоры –не исключение, это я – я! – заставляю всех этих тамагочи с кубиками наживоте откидываться от своих компьютеров, сниматься со своих тренажеров,вырываться из стерильных объятий своих партнеров по бизнесу – и гоню, гоню их.На Ларса фон Триера (жалкое подобие Дрейера, по мнению Жан-Луи, ваше место вшкольном кружке «Умелые руки»). На Квентина Тарантино (фальшивые перепевки«фильм нуар», по мнению Жан-Луи, – ваше место в церковном хоре). НаФрансуа Озона (неудачная реинкарнация Фассбиндера, по мнению Жан-Луи, –ваше место в эконом-классе). Лично мне ни Тарантино, ни Озон и даром не нужны,хотя обычно проходят под рубрикой «Смотреть обязательно!». Пиво и кегельбанкуда занимательнее, не говоря уже о флирте с цыпочками, далекими и от гламура,и от математической лингвистики. Пробники духов и посиделки в модных клубах –на это цыпочки клюют с не меньшим энтузиазмом, чем тамагочи на слово«культовый». Девять из десяти сотрудников «Полного дзэна» – такие же ловчие,как и я, такие же егеря со стажем – поставляют мне подобное добро за здоровоживешь, корпоративная солидарность налицо. Пробниками духов и тусней в модныхклубах дело не ограничивается, сюда можно приплюсовать скидки в бутиках, ужиныза счет полсотни заведений – от задроченного чайного домика до ресторана«ПалкинЪ»; VIP-места во Дворце спорта с последующим молниеносным рейдом закулисы, «Хай, как насчет автографа для моей крошки?.. Ну как тебе нравится твойгерой?»

Я точно знаю, что нравлюсь, и без шляпы борсалино. Я –бесплатное приложение к пробникам, клубешникам и скидкам в бутиках; особенно –скидки, как тут не понравиться?.. Неизвестно, правда, понравился бы я Мод –femme fatal в интерпретации Жан-Луи – но и сама Мод нужна мне примерно так же,как Озон с Тарантино.

Жан-Луи.

Жан-Луи, вот кто мне нужен по-настоящему.

Жан-Луи с вечно спутанной дикорастущей бородой, спродранными на локтях свитерами (их у него три – и все они продраны на локтях);с ботинками «Кларке», выуженными лет сорок назад из французской «новой волны»,кажется, им и сносу нет, в каком именно фильме он выудил эти ботинки – остаетсязагадкой. Жан-Луи с его монографией о кино шестидесятых, которая никогда небудет дописана – и он, и я это знаем. «Моя ночь с Мод», все дело в этом сраномфильме, начинать монографию именно с него было большой ошибкой, дальше Жан-Луине продвинулся, хотя объем уже и составляет две сотни страниц. Иногда, будучи вхорошем расположении духа, Жан-Луи зачитывает мне отрывки. При другом раскладемне бы понравилась его писанина, но уж слишком много в ней Мод, слишком: Модтакая, Мод сякая, что делала бы Мод во время дождя? а во время прилива? а вовремя любви?.. Ни одна женщина не стоит двух сотен страниц, даже femme fatal.

Объяснять это Жан-Луи у меня нет никакого желания, да он быменя и не послушал. Застревающая личность, но от этой личности целиком зависитмоя карьера в «Полном дзэне». Нет, Жан-Луи вовсе не пишет за меня, как можнобыло бы предположить, – Жан-Луи за меня думает. Его размышления так жеоригинальны, как и его ботинки. То есть, возможно, «Кларксы» и были чем-тообыденным сорок лет назад, но только теперь их фиг достанешь. Мысли, которыедостает из своей синефильской башки Жан-Луи, волнуют меня чрезвычайно, ни вкаком другом месте ими не разживешься. То, что они касаются совсем другого –полузабытого – кино, не имеет значения. Мне остается лишь заменить фамилиирежиссеров, старые на новые, переставить буквы в словах и слова в названиях – ивсе, дело в шляпе (фасон – по усмотрению, я, как обычно, предпочитаюборсалино). Открытие, которое сделано мной в качестве убойного кинокритикажурнала «Полный дзэн», не так уж оригинально, но я пришел к нему сам: людямсовершенно все равно, что смотреть, в любом из фильмов, пусть и самых великих –действительно великих, не то, что нынешняя постмодернистская дешевка, – вних нет равным счетом ничего такого, чего бы они не знали или о чем недогадывались, опыт-то у всех одинаковый. И у меня с «Резней бензопилой вТехасе», и у Жан-Луи со «Случайно, Бальтазар», и у цыпочек с «Красоткой», и устуденточек сдушу-гроба-мать-»Догмой». Любое событие можно описать одними итеми же словами, сюжет укладывается в еще меньшее количество слов, важен лишьобраз, который при этом создается. Образы – они пасутся в синефильской башкеЖан-Луи табунами, мне нужно выбрать подходящего жеребца, лучше – парочку;лоснящихся на солнце, с точеными ногами, с вечно спутанной, дикорастущей гривой(такой же, как и борода Жан-Луи, немного брутальности, немного небрежности непомешает – за это меня и ценят в «Полном дзэне»). Жеребцы покорно следуют замной – им все равно, за кем следовать. И обвинить меня в конокрадстве некому,единственный, кто мог бы это сделать, – сам Жан-Луи, но Жан-Луипринципиально не читает глянцевых журналов. Все, что он делает или неделает, – имеет принципиальное значение.