Да, Глэдис пережила когда-то эти волнующие моменты, но онасумела преодолеть свою зависимость от них. Это ведь сродни привычке наркомана ксильнодействующему наркотику. Такое пристрастие она, несомненно, унаследовалаот отца, который погиб в Дананге, когда ей было пятнадцать — через год послетого, как получил Пулитцеровскую премию за серию вьетнамских репортажей.Возможно, именно это и определило ее будущее на ближайшие несколько лет, ибоГлэдис просто не могла не пойти по стопам отца. Тогда это было главным.Перемены в ее жизни наступили позже, гораздо позже.

В Нью-Йорк Глэдис вернулась, проработав полтора года вразных «горячих точках» и объехав буквально весь мир. И тут же получила отДугласа форменный ультиматум. Он заявил, что, если она действительно хочетсвязать с ним свою жизнь, пора перестать «подставлять свою голову под пули» вджунглях Кении или в горах Пакистана. Жить и работать они будут в Нью-Йорке.

Решиться на это Глэдис было непросто. Кочевая, неустроеннаяжизнь фотокорреспондента была для нее единственной приемлемой формой бытия. Ктому же — втайне от всех — Глэдис мечтала о том, что когда-нибудь она тожеполучит Пулитцеровскую премию. Но, с другой стороны, во многом Дуглас был прав.Карьера фотографа разрушила семейную жизнь ее отца и в конце концов стоила емужизни. Ради удачного снимка он готов был лезть к черту на рога. За пределамиего работы для Джека Уильямса не существовало ничего или почти ничего. Всущности, Дуглас просто напоминал Глэдис о том, что если он все еще ей нужен,то она должна в конце концов выбрать между ним и фотографией, между нормальнойжизнью и бесконечными скитаниями. Вот и все.

В двадцать шесть лет Глэдис вышла за Дуга замуж и еще двагода работала на «Нью-Йорк тайме», делая обозрения и репортажи на местномматериале. Дуглас не считал семью без детей полноценной, а Глэдис очень любилаДуга. Родилась Джессика. Глэдис оставила работу в газете и переехала с дочерьюи мужем в Коннектикут, окончательно порвав с прежней жизнью.

Это было что-то вроде сделки — сделки, на которую Глэдиссогласилась добровольно. Когда они поженились, Дуг поставил условие: как толькопоявятся дети, она должна будет оставить карьеру фотографа. И Глэдис невозражала. Тогда ей казалось, что к этому времени она будет готова изменитьсвой образ жизни и превратиться в солидную даму. Все вышло не совсем так, но вто время ей просто некогда стало думать. Заботы о дочери отнимали у нее почтивсе свободное время. Глэдис еще продолжала тосковать по своей работе в«Нью-Йорк тайме», пусть она и не шла ни в какое сравнение с прежней разъезднойжизнью.

Но дальше… дальше в течение пяти лет Глэдис родила четверыхдетей, и забот у нее стало столько, что некогда было перевести дух. Какая там,к черту, фотография. Пеленки, кормления, первые зубки, больные уши, ясли ибеспрерывные беременности — ничто другое не тревожило ее мысли. Акушерка ипедиатр стали для нее едва ли не самыми близкими людьми, во всяком случае,встречалась она с ними гораздо чаще, чем с кем-либо еще. Несколько позднее онавключала в круг общения других женщин, чьи жизни вращались исключительно вокругдетей. Многие из них тоже когда-то оставили многообещающую карьеру илиинтересную работу, посвятив все свое время детям, и теперь терпеливо ждали,пока их отпрыски немного подрастут, чтобы вернуться к своим прежним занятиям.Мало кто среди этих приятельниц мог выкроить хотя бы несколько часов в день,чтобы отдаться любимому занятию. Некоторые частенько сетовали, что время уходитчуть ли не зря, но Глэдис никогда не жаловалась. Она, конечно, скучала и былабы рада даже обычным пейзажным съемкам, но решение было принято, и надо еговыполнять. Глэдис обладала достаточно твердым характером, чтобы не бросатьобещаний на ветер. Да и, честно говоря, Глэдис любила возиться с детьми, хотя квечеру она обычно чувствовала себя выжатой, как лимон. Все-таки четверо за пятьлет — это не шутки. Особенно тяжело приходилось, когда она в очередной разоказывалась в положении.

Но она сама выбрала это. Чего Глэдис не понимала, принимаястоль важные решения, так это того, как далеко от прежней жизни уведет еерождение Джессики. Материнство было для нее понятием довольно отвлеченным,поэтому она просто не представляла себе, насколько сильно все изменится. Акогда она очнулась, скинув бремя бесконечных прогулок, купаний, кормлений иночных бдений у очередной кроватки, то оказалось, что серьезные измененияпроизошли в ней самой. Сейчас Глэдис сама не захотела бы каждый день оставлятьдетей, чтобы отправляться на работу. Правда, время от времени — не чаще, чемодин или два раза в год, — она все же делала кое-какие репортажи позаказам местных или нью-йоркских газет, однако эти съемки не были связаны ни сопасностью, ни с дальними, длительными командировками. Оставить семью даже нанеделю — нет, на день, даже на несколько часов! — Глэдис не моглафизически. Так она и объяснила своему агенту, который продолжал обращаться кней с самыми лестными предложениями. (В его списке клиентов Глэдис была звездойчуть не самой первой величины.) В конечном итоге Глэдис приспособила любимоедело к своей новой профессии матери, снимая детей и создавая своеобразнуюфотолетопись семьи. Иного способа не забыть, где у фотоаппарата объектив, дляГлэдис просто не существовало. Порой она чувствовала себя скованной по рукам иногам узницей, запертой в какой-то невидимой, но очень прочной клетке, прутьямикоторой служили ее ежедневные рутинные обязанности, сами по себе незначительные,но требующие времени и усилий. И все же Глэдис не протестовала, потому чторазве не об этом они когда-то договаривались с Дугласом? Но куда бы она ни шла,куда бы ни ехала, фотоаппарат постоянно был у нее в руке, висел через плечоили, в крайнем случае, лежал рядом на сиденье машины. Без него Глэдисчувствовала себя так, словно у нее поехал чулок или потекла тушь.

Иногда она позволяла себе помечтать о том, что когда-нибудь,когда дети вырастут, она сможет вернуться к профессиональным съемкам, но никакихконкретных сроков Глэдис не ставила. Быть может, рассуждала она, лет черезпять, когда Сэм уже будет в старших классах, тогда… Пока же это было совершенноневозможно. Сэму только-только исполнилось девять, Эйми — одиннадцать, Джейсонудвенадцать, и Джессике — четырнадцать. И Глэдис металась между ними какугорелая.

Единственной возможностью немного перевести дух были дляГлэдис поездки на мыс Код, где они каждый год проводили летние каникулы. Этовремя она считала едва ли не самым беззаботным в году. Именно на побережьеГлэдис сделала свои самые лучшие детские фотографии, а благодаря тому, что детицелыми Днями пропадали у моря, у нее появлялись свободные часы. В коттедже,который они снимали на протяжении нескольких лет, Глэдис оборудовала небольшуюфотолабораторию. И, блаженствуя, проявляла там только что отснятые пленки илипечатала снимки. Кроме того, на даче — коттедж на мысе Код они в шутку называли«дачей» и считали почти своим — Глэдис очень редко садилась за руль, посколькув большинство мест здесь можно было попасть пешком или на велосипеде. Дажемладшего Сэма Глэдис не боялась отпускать на велосипедные прогулки, посколькукурорт слыл местом тихим и безопасным, да и Сэм уже не требовал постоянногоприсмотра.