– До свидания, Дуглас! – кричали городские библиотекарши.

– Счастливо, – шелестела толпа.

При виде расставленных на палубе корзин со снедью Дугласувспомнилось, как он раз ходил в музей и видел там египетскую гробницу, где былавырезанная из дерева ладья, а в ней – игрушки и сухие комочки фруктов.Воспоминание сверкнуло пороховой вспышкой.

– Счастливо, Дуг, счастливо! – Женщины вытащили платочки,мужчины замахали соломенными шляпами.

Вскоре корабль уже разрезал холодные воды, туман окутал егоцеликом, и оркестр как-то растворился.

– В добрый час, парень.

И тут до него дошло: обыщи хоть все закутки – не найдешь никапитана, ни матросов, хотя в машинном отделении рокочет двигатель. Замерев наместе, он вдруг подумал, что можно перегнуться через борт в носовой части, атам рука сама нащупает выведенное свежей краской имя корабля: «ПРОЩАЙ-ЛЕТО»

– Дуг! – звали голоса. – Ах, до свидания! Ох, счастливо!

А потом пристань опустела, процессия скрылась вдали, пароходдал прощальный гудок и разбил Дугласу сердце: оно брызнуло слезами у него изглаз, и он стал звать родных и близких, оставшихся на берегу.

– Бабушка, дедушка, Том, на помощь!

Покрывшись холодным потом, Дуг залился горючими слезами – иупал с кровати.

Дуг успокоился.

Поднявшись с пола, он приблизился к зеркалу, чтобыпосмотреть, как выглядит грусть, а она тут как тут, залила ему щеки краской, итогда он, протянув руку, пощупал то, другое лицо, и было оно холодным.

В доме повеяло вкусным вечерним запахом свежих пирогов. Дугпобежал через сад на кухню и не пропустил тот момент, когда бабушка вытаскивалаиз курицы диковинные потроха; потом он выглянул в окно и увидел, как братишкаТом залезает на свое любимое дерево, чтобы добраться до неба.

А кое-кто стоял на крыльце и попыхивал своей любимойтрубкой.

– Дедушка, ты здесь! Фу ты, ох, надо же! И дом на месте! Игород!

– Сдается мне, и ты здесь, парень.

– Ага, точно, да.

Деревья оперлись тенями на лужайку. Где-то стрекоталазапоздалая газонокосилка: она подравнивала былое, оставляя за собой аккуратныехолмики.

– Деда, вот скажи…

Тут Дуглас зажмурился и договорил уже в темноте.

– Смерть – это когда уплываешь на корабле, а вся родняостается на берегу?

Дедушка сверился с облаками.

– Вроде того, Дуг. А с чего ты вдруг спросил?

Дуглас проводил глазами удивительное облако, которое никогдаеще не принимало подобных очертаний и никогда больше не станет прежним.

– Говори, дедушка.

– Что говорить-то? Прощай, лето?

Нет, беззвучно закричал Дуглас, этого не надо! И тут у негов голове поднялся ураган.

Страшной силы железный грохот, да еще с присвистом, кромсалнебо ножом гильотины. Удар. Город содрогнулся. Но на самом деле это простоналетел северный ветер.

На дне оврага мальчишки дожидались новой атаки.

Заняв позицию вдоль ручья, они дружно и весело справлялималую нужду под холодными лучами солнца; был здесь и Дуглас. Каждому хотелосьзапечатлеть свое имя на песке горячей лимонной струйкой. ЧАРЛИ, вывел первый.УИЛЛ, второй. А потом пошло: БО, ПИТ, СЭМ, ГЕНРИ, РАЛЬФ, ТОМ.

Дуглас ограничился своими инициалами, украсив их паройзавитушек, но вслед за тем поднатужился и добавил: ВОЙНА.

Том прищурился:

– Чего это?

– Война, как видишь, дурила. Война!

– А с кем?

Дуглас Сполдинг пробежал глазами по зеленым склонамнеобъятного секретного оврага.

И тут в четырех обветшалых, давно не крашенных особнякахзаводными игрушками возникли четверо стариков, слепленных из плесени ипожелтевшей сухой лозы; они, как мумии из гробов, таращились кто с крыльца, ктоиз окна.

– С ними, – прошипел Дуг. – Вот они, враги!

Крутанувшись на месте, Дуг скомандовал:

– В атаку!

– Кого убивать-то? – спросил Том.

Из окна сухой мансарды серого от времени дома, что надзеленым оврагом, свесился, как чердачный хлам, трясущийся старикан Брейлинг.Внизу сновали мальчишки.

– Боже милостивый, – воскликнул он, – сделай так, чтобыпрекратился этот дикий гогот!

Слабыми руками он схватился за грудь, как поступаетшвейцарский часовщик, когда заговаривает тонкий механизм особым заклинанием,сродни молитве.

По ночам, страшась остановки сердца, он ставил у изголовьяметроном, чтобы пульсация крови не прекратилась, пока он спит.

На крыльце зашаркали чьи-то шаги, сопровождаемые стукомтрости. Не иначе как сюда пожаловал старый Келвин Си Квотермейн, чтобыустроиться в шершавом плетеном кресле и обсудить политику школьногопопечительского совета. Брейлинг чуть не кубарем скатился с лестницы и выскочилна крыльцо.

– Квотермейн!

Келвин Си Квотермейн опустился на тростниковое сиденье, какнегнущийся игрушечный робот, непомерно большой и насквозь ржавый.

Брейлинг хохотнул:

– А ведь я добился своего!

– Надолго ли? – усомнился Квотермейн.

– Черт-те что, – вздохнул Брейлинг. – Того и гляди, впихнутнас в коробку из-под сухофруктов да закопают. Одному богу известно, что имвзбредет в голову, этим негодникам.

– Совсем распоясались. Ты только послушай!

– Бабах!

Это мимо крыльца пронесся Дуг.

– Не смей топтать лужайку! – заголосил Брейлинг.

Дуг развернулся и прицелился из капсюльного пистолета.

– Бабах!

Побледневший, с перекошенной физиономией, Брейлингвыкрикнул:

– Мазила!

– Бабах! – Дуглас запрыгнул на ступеньки. В глазах Брейлингаон увидел две испуганные луны.