С дворянской вольностью, между прочим, все обстоит гораздопроще, подумал он, невидяще уставясь на сонное шевеление канониров у окутанныхтяжелым сизым дымом пушек. Все зависит от личности самодержца, от того,личность ли самодержец. Мало кто помнит, что во времена ставшего притчей воязыцех польского шляхетского разгула по другую сторону Балтики, в Швеции,творилось то же самое. Словно отражение в зеркале, право слово. Заполнившеепарламент шведское дворянство являло собою коллективного диктатора, плевавшегои на интересы всех прочих сословий, и на интересы государства. Единственнойпривилегией короля было то, что ему полагалось в парламенте два голоса, а неодин, как у всех прочих (что, легко догадаться, ничего не решало). Жаркиедискуссии, кипевшие в парламенте, касались одного-единственного животрепещущеговопроса: кому продаваться? Выбор был невелик – Франция, Пруссия, Россия. Каклегко догадаться, рвение парламентских ораторов, призывающих полностьюподчинить шведскую политику и армию интересам одной из вышеназванных держав,напрямую зависело от полученного из данной державы золота, стыдливоименовавшегося «пенсионом». На горизонте реальнейшей угрозой замаячилнеминуемый раздел Швеции меж тремя заинтересованными сторонами… как произошло сПольшей чуточку позже.

В Польше так и не нашлось твердой руки. Зато молодойшведский король Густав-Адольф оказался гораздо умнее и хитрее, чем о немполагало обленившееся умом от долгой вседозволенности дворянство. И когда водин далеко не прекрасный день в провинции вспыхнули крестьянские мятежи,ничего не подозревавший парламент без особых опасений доверил королю временноекомандование армией, ведать не ведая, что означенные мятежи как раз и разожженытайными королевскими агентами (ради вящей скрупулезности нелишне упомянуть, чтопараллельно вспыхнули и бунты, к которым король не имел никакого касательства).Нежданно-негаданно в королевских руках оказались отборные полки, которые онбыстро сумел расположить к себе. И кончилось все тем, что вскорости парламентоказался окружен пушками. У орудий браво вытянулись канониры с зажженнымифитилями, по близлежащим улицам маршировали гвардейцы с примкнутыми багинетами,грохотали рассыпчатой дробью барабаны, носились взад-вперед, пыжась отсобственной значимости, конные безусые поручики… Словом, происходящее являлособою картину классического военного переворота согласно лучшим образцам. Энергичнымшагом вступивши в зал заседаний, король объявил господам дворянам, что позрелому размышлению он решил покончить с прежним бардаком и править отнынесамодержавно. Вообще-то, согласно свидетельствам очевидцев, король вроде быблагородно соглашался выслушать и иные мнения, противоречившие его замыслам, очем и заявил во всеуслышание, – но окружавшие монарха подвыпившиегвардейцы со шпагами наголо что-то чересчур уж пристально озирались в поискахоппонентов и выглядели довольно хмуро. А посему все королевские предложениябыли приняты единогласно, самодержавие оказалось провозглашенным с некоей долейбудничности, чуть ли не рутины. Правда, королю этого не простили, несколько летспустя некий граф смертельно ранил его на балу, но возврата к прежним вольностямдворянство так и не дождалось…

К превеликому сожалению, с бюрократией такие номера непроходят, потому что не существует, строго говоря, центра средоточия, некоегоздания, которое можно захватить и парализовать лихим налетом подвыпившихгвардейцев с обнаженными клинками… Вспомнив об этом, Сварог немного погрустнел.Было, правда одно утешение: в его собственных владениях, что в Хелльстаде, чтов Трех Королевствах, ни бюрократии, ни чиновников не существовало вовсе, азначит, не с кем и воевать. Правда, и народонаселения не имеется, если несчитать нескольких сотен одичавших анахоретов, пересидевших напасть в ТрехКоролевствах за изгородью из серебряных монет и утвари. Что до обитателейХелльстада, то они, за исключением мэтра Лагефеля, к роду человеческому непринадлежали вовсе, а потому вовсе уж вопиющей нелепицей было бы создаватьбюрократический аппарат для управления ими. Чиновнику, конечно, все равно – заприличную плату и красивый вицмундир он согласится управлять и ронерскимиземлепашцами, и хелльстадскими гигантскими змеями-глорхами, но на кой черткоролю…

– Зашевелились!

– Что? – встрепенулся Сварог.

– Оживились что-то, – сказал Гаудин, не отрываясь отэкрана.

Праздно сидевшие драгуны, очевидно, повинуясь чьей-токоманде, стали дружно подниматься на ноги, без спешки, но и не копаясьзастегивали мундиры, нахлобучивали рокантоны, разбирали короткие штурмовыепротазаны – широкие лезвия порой сталкивались с протяжным звоном, –затягивали перевязи с мечами и пистолетами. Там и сям словно из-под земливозникли энергично размахивавшие руками сержанты, послышалось их повелительноерычание, одинаковое под любыми звездами и во все времена, кое-где замаячилилейтенанты и капитаны, на правом фланге тяжело хлопнуло вынутое из чехла знамя,которое развернули одним энергичным рывком. Откуда-то из-за спины снимавшегопоявились еще драгуны, уже выстроенные в густые, локоть к локтю, шеренги, сподтянутыми офицерами, а слева выдвинулись несколько платунгов в зеленом – судяпо высоким колпакам без полей, с медной отделкой, гренадеры. Штурмом попахиваловсе явственнее: шеренга за шеренгой продвигалась к траншеям, сбиваясь в плотнуюмассу, удаляясь от зрителя, но благоразумно не приближаясь пока что к тойнезримой границе, за которой можно получить пулю или стрелу. Сразу в несколькихместах раздались резкие трели рожков. Пушки вдруг загромыхали чаще; едва ониуспевали грузно откатиться назад после выстрела, пробороздив каменистую землюстанинами, голые до пояса канониры бросались к дулам с банниками и шуфлами.

Сварог присмотрелся – и недоуменно воскликнул:

– Да они же холостыми бьют, вы только посмотрите!

– Очень похоже, – кивнул Гаудин. – Ни ядер невидно, ни картечи…

Тяжелый дым понемногу заволакивал пространство меж орудиямии стеной, канониры суетились в черно-сизых струях, словно черти на адскойкухне, с крепостной стены, приглушенный немаленьким расстоянием, донесся звукгорна – в крепости играли боевую тревогу. Шеренги горротцев все густели, знаменуже развернулось не менее полудюжины, справа над рядами поднялся вексиллум…

Изображение дернулось – снимавший, такое впечатление,переместился вперед. Объектив на уровне человеческой груди – уж не в орден ликамера вмонтирована? Или – в пуговицу? Сварог хотел спросить об этом, нопостеснялся приставать с такими мелочами – очень уж напряженным, застывшимстало лицо начальника тайной полиции.

На правом фланге взвилось королевское знамя, белое с чернымсолнцем. Грохотали барабаны, но из-за безостановочного рева пушек это можно былопонять лишь по бешеному мельканию палочек в руках застывших статуямибарабанщиков. Ветер дул в спину снимавшему, и дым стелился к крепости, уже едвавидневшейся за мутно-серой пеленой.

«Только идиот способен сейчас броситься на приступ, –подумал Сварог. – Штурмовых лестниц не видно, ворота целехоньки, со стенможно косить наступающих, как куропаток в садке. И все же они, несомненно,готовятся к броску… их командир то ли сошел с ума, то ли имеет в заначке что-токоварное». Снимавший резко развернулся влево, захватив в объектив высокогогенерала в перехваченной алой орденской лентой черной кирасе, окруженногокучкой раззолоченных штабных и адъютантов. Черная бородка с первыми седыминитями, черные пронзительные глаза, отрешенно-умное лицо, судя по первомувпечатлению – тот еще волк. Сварог поневоле оценил птицу по полету – еслиштабные нет-нет, да и принимали картинные позы, словно рассчитывая навосхищение дам или художников-баталистов (хотя поблизости не имелось ни первых,ни вторых), без нужды сжимали эфесы мечей и, горделиво этак подбочениваясь,отставляли ножку (один, болван этакий, даже поднес к глазу подзорную трубу,словно и впрямь надеялся рассмотреть что-то в непроглядном пушечном дыму), тобородатый генерал, не глядя по сторонам и не отвлекаясь на напыщенные позы,спокойно, несуетливо работал – отдавал короткие приказы, изредка сопровождая ихскупыми жестами, и шеренга выстроившихся перед ним вестовых таяла влихорадочном темпе. Отдав честь и крутнувшись на каблуках, юные кадетыопрометью разбегались в разные стороны, привычно придерживая ножны. Умелчеловек грамотно работать, Сварог даже залюбовался. Вот только лицо генералабыло отчего-то исполнено то ли брезгливости, то ли неприязни, застывшейпрямо-таки маской. Когда появились новые лица, числом трое, генерал откровенноотвернулся от них, зло поджав губы. Похоже, ему хотелось от души сплюнуть подноги. Но не плюнул, а, явственно превозмогая себя, обернулся к подошедшим,преувеличенно низко поклонился. Что-то за всем этим должно было крыться…