Макдональд снова набрал в грудь воздуха, сказал громче:

— Дорогие...

Гул стал громче. С потолка посыпалась труха, тяжелые каменныеплиты в самом центре зала вздыбило, будто из-под земли в них ударило тараном.Из щелей вырвались струйки черного дыма. К аромату ладана примешался запахгари, серы и горящей смолы. Гости в страхе бросились под защиту стен. Женщинывизжали пронзительно и некрасиво.

За струйками дыма с шипением выстрелило оранжевыми искрами.Пол ногами дрогнуло снова. Плиты тяжело рухнули, в середине развороченного залаоткрылся страшный дымящийся зев, взвился столб черного дыма. В дыму изкрасно-черного ада как на ладони подняло человека в обгорелых доспехах.

Томас ощутил, как гадливая тошнота подступила к горлу. Лицовыходца из ада было в струпьях засохшей крови и волдырях от ожогов. Шлемразрублен, а с ним и голова. Страшный багровый шрам прошел через все лицо, шею,а заканчивался на середине груди. Обе половинки лица были сложены небрежно,правая на палец выше. Крики ужаса и отвращения стали громче.

— Гудвин! — услышал Томас чей-то крик.

Томас задержал дыхание. Кровь бросилась в голову. Несмотряна страх, он ощутил и дикую ярость. Неделю тому этот молодой наглец оскорбилего в присутствии множества рыцарей. За что и получил такой удар мечом, чтотолько силы ада смогли слепить его из двух половинок!

Он ощутил множество взглядов, все-таки уже назван королем,до коронации — один шаг, и, собрав волю в кулак, вопросил грозно и спридыханием:

— Разве я приглашал... оттуда?

Из обугленного рта Гудвина, в запекшейся крови, в язвах,вырвались хрипы. Он пытался заговорить, но криво сросшийся рот дергался всудорогах. Наконец остатки нижней губы лопнули, брызнула ядовито желтая кровь,тут же почернела и взвилась иссиня-черным дымком. На мраморных плитах появилисьмелкие язвочки.

С нечеловеческим усилием он прохрипел:

— Я... за своим...

В мертвой тишине Томас спросил неистово:

— За своим? Я тебе что-то должен помимо еще одногодостойного удара?.. А то и двух? Эй, подать мой острый меч и моего коня!.. Э-э,коня не надо, а меч неси, да побыстрее, пока это пугало не удрало. А ты, святойотец, чего пятишься как небольшая красная рыба? Брызни пока что святой водой!Да не скупись, это не вино.

Священник, дрожа как осиновый лист, воздел кверху крест итолстую книгу:

— Изыди!.. Изыди, именем Девы Марии...

Голос его прозвучал как блеянье заблудившегося ягненка вночном лесу. Исчадие ада вперило в него грозные очи. Багровый огонь в нихразгорелся, словно угли костра на ветру, стал пурпурным, как зарево пожара:

— Что бяшешь?..

— Тебе, — пролепетал священник, — нет властинад чистыми душами...

— Здесь нет... чистых, — ответил обгорелый рыцарь.Он тужился, страшно гримасничал, в зале слышались частые шлепки, будто кипыбелья равномерно бросали на каменный пол: жены рыцарей падали без памяти, амужья с готовностью подхватывали и уносили на свежий воздух. — Вы изтрюма... А я пришел... за своим...

В дверях слышались крики. Как грецкие орехи трещалирыцарские панцири. Гости выскакивали, топтали друг друга. Томас вскрикнул снарастающей яростью:

— Сам ты скот из Ноева трюма! Кто тебе обещал?

— Ты, — ответил выходец из ада.

— Я?.. — изумился Томас. — Что я обещал?

Обгорелый вытянул руку с указующим перстом. Рыцарирасступились. В глубине зала стояла Ярослава в подвенечном платье. Она была какникогда прекрасна в белом, женственная и чистая, ее розовый рот приоткрылся визумлении и испуге.

Томас набрал в грудь воздуха для страшного вскрика, послекоторого выходец оттуда наверняка рассыплется, а рыцари почувствуют узду... ночто-то заставило умолкнуть. Во взглядах рыцарей прочел нечто, что послало поспине неприятный холодок. Этот болван тогда спьяну или сдуру крикнул при всехрыцарях, что отдает свой голос за Томаса, если тот отдаст ему Яру. Томас тогдаответил «Да» и тут же разрубил наглеца от кончика шлема до середины груди.Тогда все восторгались таким мощным ударом, такими рубят вепрей на охоте, а сейчассмотрят... осуждающе?

— Отдать тебе свою невесту? — крикнулТомас. — Скорее в аду снег пойдет!

— Разве твое слово стоит дешевле одежды раба? —проскрипел Гудвин. — И такого человека хотят в короли?

В зале осталось не больше двух дюжин рыцарей. Эти обнажилиоружие, смотрели сурово и с достоинством, Выходец из ада не поколебал ихверности сюзерену, который еще до свадьбы велел отворить подвалы с вином длязнатных и благородных. За их спинами шуршали платьями две-три бесстрашные доглупости женщины. И рыцари, и женщины ожидающе смотрели на Томаса. Тот вскипел:

— Что смотрите? Как будто это обгорелое говорит...говорит... я даже и не знаю, что такое для вас важное!

Старый Макдональд сказал с усилием:

— Сэр Томас... Мы назвали тебя королем. Уже созывают епископовдля твоей коронации. Но ежели для рыцаря любое обещание свято, то для короля —вдвойне.

Томас вскрикнул в изумлении и страхе:

— Какое обещание? Вы с ума сошли! Этому... этомуразрубленному и осмаленому в аду кабану... да где там кабану — гнусномуподсвинку?

Рыцари отводили взоры. Макдональд развел руками, голосстарого рыцаря, был полон достоинства и печали:

— Ты — король. Мы готовимся присягнуть тебе в верности.Но и ты присягнешь нам! Ты принесешь присягу защищать, вершить суд праведный искорый, быть верным слову, блюсти заветы рыцарства и чести... А этот обгорелый,как ты его назвал, он все еще рыцарь.

Томас сцепил зубы. Да, он однажды даже лесному черту всюночь пояс шил, потому что на вопрос за спиной: «Кому шьешь»?, брякнул сдуру«Черту»! и вынужден был держать рыцарское слово, но одно дело отдать пояс,другое — любимую женщину!

Он в отчаянии огляделся. Калики нет, пьянствует с челядью.Хотя понятно, что посоветует: да пошли, мол, этого смаленого в то место, гдечерное солнце светит, только и всего! Какое еще слово? Да еще перед мертвяками?Побывал бы в рыцарской шкуре... Хуже того — в королевской.

— Я обещал, — проговорил он с трудом, — хотьи несколько опрометчиво... рыцарю, но за обещанным явилась какая-то осмаленнаясвинья из преисподней. Пусть рыцарь и приходит, тогда и поговорим.

Он перевел дух, огляделся. Все сгрудились у стен, женщиныпрятались за спины могучих рыцарей. Гудвин, черный, как ночь, проскрежеталстрашно:

— Разве... меня... кто лишал... рыцарского звания?

Томас отпарировал:

— Сейчас соберем совет и лишим! Только и всего.

— Не... сможешь, — ответил Гудвин. — Я...я... рыцарь.