— Сэр калика, — проговорил Томас с болью, —Ярослава исчезла.

Калика поднял усталые глаза. Томас видел в них, как сэркалика ловит ускользающую мысль, затем огонек погас, перед Томасом было лицосмертельно усталого человека. Эти двое, понял Томас потрясенно, что живут всэре калике, оба обладают неимоверной силой, и оба бьются яростно и до конца. Асам калика — лишь оболочка, поле боя двух могучих Олегов!

Томас сказал тихо:

— Прости...

В оружейном зале перед его глазами поплыла стена с мечами,боевыми топорами, кинжалами, палицами... С ними воевали и умирали его славныепредки. Так неужто ж он, Томас Мальтон, станет цепляться за ныне бесполезную жизнь?

Пальцы потрогали рукоять меча его деда, с которым тот воевали погиб под Хортом. Славный меч, он не подвел деда, да и дед его не опозорил.

Томас упер рукоять в стену, холодное острие прорвало рубашкуна груди против сердца. Он задержал дыхание, шепнул едва слышно: «Яра, яиду...» и расслабил мышцы, чтобы лезвие вошло легко и высвободило душу. Онкачнулся вперед, острие прорвало кожу и плоть, но тут сильные руки ухватили заплечи, грубый голос заорал над ухом. Его свалили, ухватили десятки рук, держаликак крестоносцы богатого иудея. В голове был туман, в мыслях он уже встретилсяс Ярославой. Но запах солдатского пота, грубые голоса и холодный каменный полпривели в чувство. Его все еще держал Макдональд, теперь уже кастелянкоролевского замка, воины спешно связывали Томасу ноги. В распахнутую дверьврывались, привлеченные криками, новые воины. Пахло горящим деревом, смолой.

— Как вы посмели... — прошептал Томас. — Я —ваш король...

— Еще нет, — ответил кто-то.

А другой голос добавил:

— И не будешь, если дурак!

Запруда век не удержала слезы. Хлынули двумя потоками,оставляя на щеках широкие дорожки. Макдональд, раскрывший рот для злого окрика,для него Томас все еще не король, а мальчишка, которого он учил ездить на коне,медленно сомкнул челюсти, тяжело перевел дыхание.

Олега едва не сбила с ног визжащая женщина, а потом за неютяжело прогромыхал орущий благим матом мужик в железе пудика на два и с перьямина шлеме. Сперва Олег решил, что мужик готов измордовать жену за пересоленныйсуп, потом услышал его вопли, что уже все кончилось, можно возвращаться вбанкетный зал, столы как раз накрыли, и Олег подумал одобрительно, что Томасмолодец, церемонию бракосочетания провел быстренько, пока что не по-королевски.

Ворота распахнуты настежь, народ из окрестных сел и замковеще прибывает, но стражей на воротах впятеро больше обычного, оружие только взубах не держат, суетятся, орут сорванными голосами. Олег ощутил, чтовыныривает из глубоких дум, и тут только заметил, что весь королевский замоквзбудоражен как муравейник, куда бросили сочную лягушку.

— Что-то стряслось? — спросил он в пространство.

Народ не отвечал, почему-то шарахался, а кто-то даже брызнулна него из крохотной баклажки. Олег понюхал, но ничем не пахло. Он повернулся кстражам, те в полном вооружении, трезвые и злые, орут и расталкивают народ вворотах.

— Какие-то у вас свадьбы странные, — сказал Олег снедоумением. — Больно на собачьи смахивают. Все-таки короля жените, непростого кобеля.

Старший страж поглядел с отвращением:

— Ты из леса вышел, что ли?

— Из леса, — подтвердил Олег, подумал, добавилзадумчиво, — Давно, а будто вчера... Сейчас какой век? А страна какая?Гм... Слушай, пикт, чего все орут и мечутся? У вас ритуалы такие?

Страж нервно огрызнулся:

— Сам ты... пикт. В самом деле из Леса! Да не простого— дремучего. Тут дьявол уволок невесту короля. Ухватил как волк овцу, и в лес.В нору, то есть. Потому мечутся, святые мощи собирают. Уже пронесли по всемузамку гвоздь из Гроба Господня, две левых руки Иоанна Крестителя, детский черепФомы Неверующего... Огромный дьявол такой явился, весь красный, как вон ты,только от него серой воняло, а от тебя... даже не пойму чем.

Олег вздрогнул, ощутил, как под натиском тревоги разомочищается взор, по телу пробежала холодная волна. Он ощутил свое тело, истражник невольно отступил, когда Олег распрямился и раздвинул плечи.

— А Томас? — спросил он.

Стражник дернулся, вытянулся. Этот голос... или похожий, онслышал тридцать лет тому, когда в славной битве англы и саксы разгромилинаголову норманнов, тогда хрипло и страшно голос герцога МакИтры вывел кпобеде.

— Стерегут!

— От чего?

— Дабы не бросился на меч! Двенадцать лучших рыцарейкоролевства стерегут!

— Благодарю за службу, — бросил Олег коротко.

Он помчался в замок, а осчастливленный страж кричалвдогонку:

— Рад стараться!.. Служу Британии!.. Боже, храникороля!.. Бей Мордреда!

Томас как зверь в клетке метался по малому залу, откуда ужевынесли все оружие, ревел как дикий зверь в лесу, и кричал так страшно, что заокном в испуге взлетали голуби. Вдоль всех четырех стен зала блистало железо.Сперва Олег подумал, что прибавилось рыцарских статуй, но у двенадцати железныхисполинов были подняты забрала, суровые лица смотрели с глубоким сочувствием иполной беспомощностью.

— Томас, — сказал Олег торопливо, — возьмисебя в руки.

Томас разъяренно гаркнул:

— Еще чего! Стану я всякую мерзость брать в руки!.. Да,я — мерзавец, позволивший увести невесту прямо из-под венца! Я не толькокоролевского меча, даже простой булавы недостоин, разве что палицы, как утебя...

— Ну-ну, зачем уж так... Пусть сплоховал, ты такой отприроды, но как же другие? У тебя ж народу, все ищут с кем бы подраться!

Томас ответил с едкой горечью:

— Отдали. Без спора.

— Почему? — изумился калика.

— Потому что мертвый. А к мертвым уважение надо иметь.

— Мертвый, — изумился калика. — А по мне, такдохлый, а не мертвый. И ты дохлому отдал невесту? Что-то я, видать, слишкомдолго в пещере просидел. Сложные вещи понимаю, а простые — хоть кол на шлеме теши.

Томас, не слушая, грохнул кулаком о стол. Слезы оросилилицо, он взвыл как раненый зверь, потерявший детенышей:

— Но почему?.. Ведь она чиста! В рай, еще понимаю, хотяв задницу этот рай, но как могли в ад?

В зеленых глазах калики было глубокое сочувствие. КогдаТомас ухватился за горло, будто пытался удушить себя собственными руками,калика толкнул молодого короля прямо на ложе. На лице калики отразилась горькаянасмешка:

— Понять хочешь? Веру? Разве не ваш отец церкви изрек:«Верую, ибо нелепо»? Ишь, понять... Это еще почище, чем понять Русь.