– Дайте вспомнить… – пробормотал пенсионер Белов. – Онтакой… ваших лет…

– Каких моих? – перебил Андрей. – Тридцать пять? Сорок?

– Скорее сорок, – подумав, сообщил пенсионер. – Но ниже васи, как бы это сказать… рыхлее, что ли… Но не толстый. Впрочем, он был в длинномплаще, а под ним особенно не разберешь…Ну, упитанный такой. Плащ черный и шарф…сложной расцветки, модный. Портфель.

– Цвет волос, глаз?

– Глаз я не разглядел, товарищ майор, – сказал пенсионервиновато. – Брюнет. Именно брюнет, а не шатен. И еще он был такой…свежевыбритый. У брюнетов щеки после бритья всегда малость синевой отливают, иу него они отливали, я заметил. Он когда труп увидел, побледнел весь, а щекисиние остались…

– Каких-нибудь колец на пальцах или шрамов не заметили? –спросил Андрей. Это была полная безнадега. Редко у кого имеются приметныешрамы, на кольца, как правило, не обращают внимания, особенно пенсионеры.

А этого типа с мобильным телефоном придется искать. Ох,придется…

– Колец не заметил, шрамов тоже, – доложил пенсионеруверенно. – У него татуировка была. На четырех пальцах. Я заметил, когда онтелефон держал. Такая едва видная, как будто очень старая или…

– Или сведенная, – подсказал Андрей.

– Да-да! – воскликнул пенсионер. – Написано было “Женя”, накаждом пальце по букве, а на среднем еще какая-то загогулина…

Андрей записал: “Женя”.

– Машину поблизости не видели? Не ждала его машина?

– Нет, машины не было, – сказал пенсионер, старательновспоминая. – В переулке, может, и была, но я в переулок не заглядывал.

Значит, подытожил Андрей про себя, минут в пятнадцатьседьмого из Хохловского переулка вышел Женя с татуировкой на пальцах имобильным телефоном в руке. Он увидел труп, и его вырвало. Но милицию он все жевызвал и > шел почему-то обратно в Хохловский переулок.

– Спасибо, – сказал Андрей. – Спасибо, вы мне очень помогли.Наверное, вам придется подъехать на Петровку, составим портрет этого вашегоЖени. Хорошо?

– Вы думаете, что он… – пробормотал пенсионер, – он мог… самсделать это?

– Я не знаю, – сказал Андрей честно. – Посмотрим. Спросим…

В зеркале заднего вида вдруг что-то мелькнуло, и онстремительно оглянулся назад.

Кто-то бежал наискосок через сквер, странно виляя и чуть непадая. Из-за дождя было не разобрать – кто. И еще кто-то бежал сзади, нодогнать бегущего впереди не мог.

– Что там? – спросил пенсионер с жадным любопытством,вытягивая худую морщинистую шею.

Андрей уже понял – что.

– Игорь! – заорал он, распахивая дверь машины и чуть невываливаясь наружу. – Игорь, не пускай ее туда!!

Полевой растерянно оглянулся, но, как и Андрей, он былслишком далеко.

Она уже добежала, остановилась, глядя вниз, где все ещележала залитая кровью собака, потом как-то странно села на землю и медленнозавалилась на бок.

Андрей уже почти добежал до нее.

Дозвониться удалось с большим трудом. Он даже сталнервничать. А нервничая, он всегда орал на секретаршу и очень много ел.

В половине десятого он в двадцатый раз выглянул в приемную.Секретарша взглянула на него со стоическим смирением монаха первых летхристианства, которого нечестивые язычники уже поволокли на костер.

– Ну что? – спросил он, раздражаясь от одного ее вида.

– Еще нет, Евгений Васильевич, – сообщила секретарша голосомпервой ученицы, незаслуженно получившей двойку. – Мобильный не отвечает, доманет, до офиса еще не доехал.

– В офисе знают, где он может быть?

– Нет. Говорят, что к десяти подъедет.

Шеф зарычал и начал помаленьку наливаться кровью, какпостепенно наедающийся комар.

– Для чего я плачу вам зарплату, если вы не можете выполнитьэлементарных требований? – начал он, и секретарша со внутренним вздохом поняла,что собирается большая гроза. Придется перетерпеть. Пустить слезу. Написатьзаявление об уходе. Разлить около кресла валокордин, чтобы целый день в офисепахло больницей и ее страданиями.

Переживем. И не такое переживали. Завтра будет прощенияпросить, каяться, ссылаться на расшатанные нервы, на постоянные стрессы инагрузку. А я еще подумаю, простить тебя сразу или поломаться немножко. Ишь,взял манеру орать на нее, как на уличную девчонку. Кому ты нужен, вечнонедовольный, жадный, капризный и почти ни на что не годный в постели? Добро быденег было много, а то так… серединка на половинку. То густо, то пусто. Броситьон ее, конечно, не бросит, что бы ни вопил. Новую искать – силы нужны издоровье. Опять же лень непроходимую победить придется, а на это мы уж точно неспособны.

Нет, не боялась секретарша своего босса. Но зарыдать длявидимости стоило.

– Я не виновата, что он выключил мобильный. – Глаза еенаполнились хрустально чистыми слезами, и одна из них аккуратно капнула настол, не попав ни на бумаги, ни на клавиатуру компьютера.

– А кто виноват?! – заорал шеф. – Я?! Я тебя с восьми утрапрошу, найди мне одного или другого, и только и слышу, что у них мобильныевыключены!! А если бы у них не было мобильных?!

– Как это… не было бы? – искренне заинтересоваласьсекретарша. Людей без мобильных телефонов для нее просто не существовало.Может, они, конечно, где и были, но для чего предназначались и как имипользоваться, она не знала.

– Да так! – пуще прежнего наддал босс, выскочил из-за дверии в порыве начальственного энтузиазма стукнул кулаком по столу. – Если втечение пятнадцати минут я не дождусь разговора, можете считать себя уволенной.Только вначале поедете на Таганку и разберетесь, что там с мобильнымителефонами! И не ревите! Я хорошо знаю все ваши бабские штучки! Но здесь вам небордель, а офис! Здесь нужно головой работать, а не…

Вот это он зря, пожалуй. Сотрудников у них немного, нонаверняка все давно уже слушают под дверью. Наслаждаются. Разговоров теперь необерешься. И Мурке доложат, конечно, как в прошлый раз доложили, когда онвместо работы в баню поехал. Зря, зря… И на извинения придется потратить вдвоебольше времени, чем обычно. Теперь надуется, будет рожу кривить, подарковкаких-нибудь потребует.

Вот жизнь! Мечешься, крутишься, здоровье гробишь, башкуподставляешь, а бабы все одно помыкают как хотят.

От этой мысли он вновь пришел в спасительную ярость, пнулногой кресло, забежал в кабинет и закричал уже оттуда: