— Я просто спрашиваю.

— Нет, ты не просто спрашиваешь. Ты меня подозреваешь.

— Я хочу знать, что происходит. И мне совершенно ясно, чтолюди Хайфулина не стали бы бить по голове нашего сотрудника, если деньги всееще находятся в швейцарском банке.

— Откуда ты знаешь о деньгах? — вдруг вспомнил Мясников.

— У меня должность такая, — засмеялся Потапенко, — я про вседолжен знать.

— Думаешь, там был еще кто-то третий? — наконец понялбанкир.

— Точно. И этот «третий» не хотел, чтобы Мальчиков летел вШвейцарию. Точно так же, как не хотел пускать туда и нашего Кондакова. Ты незнаешь, кто бы это мог быть?

Мясников закрыл глаза. — Проклятые деньги, — прохрипел он, —начинаешь подозревать кого угодно. Никому нельзя верить.

— Вот это правильно, — кивнул Потапенко, — когда речь идетоб очень больших деньгах, нельзя доверять никому. А мне можно. Ведь я обязанобеспечивать твою безопасность.

— Кончай валять дурака, — сказал банкир, — нужно срочнонайти этого подлеца Рашида и поговорить с ним откровенно. Дело слишком важное,чтобы тянуть.

— У вас мало времени? — понял Потапенко.

Мясников посмотрел на него. Его старый знакомый оказалсяслишком опытным человеком, чтобы от него что-то скрывать.

— У нас мало времени, — кивнул он, выделяя второе слово.

Конечно, в Москву я поехал не ради удобства «главногомясника». К этому времени возникло несколько вопросов, которые мне нужно былоразрешить именно в столице. Лететь самолетом я не хотел. Пришлось ехатьпоездом. Господи, что случилось с Россией? Даже в фирменных вагонах пассажирызапираются на ночь, опасаясь грабежей, спят по очереди, дежурят. Илибеспробудно пьют, уже не опасаясь никого и ничего.

Только не нужно меня убеждать, что пьянка была всегда. Была.Но не такая. Раньше пили с удовольствием, расслаблялись, весело проводиливремя, отводили душу. Сейчас пьют с надрывом, с ожесточением. А как тольковыпьют, сразу звереют.

В общем, спать мне не дали, но, к счастью, особо крутыерэкетиры в вагоне не появлялись. А ввалившиеся трое юнцов скорее брали наиспуг, бешено вращая глазами и утверждая, что являются «санитарами» зоны.

Мой сосед по купе, рисковый мужик лет пятидесяти, послал ихподальше, да таким отборным матом, что я просто ошалел от удовольствия. А когдаодин из юнцов стал доставать свой ножичек, он выхватил такую «пушку», что этихдоморощенных рэкетиров и след простыл. Мужик убрал свое оружие и, веселоподмигнув мне, предложил выпить.

— Не боишься? — спрашиваю я его после первой бутылки. —Можешь загреметь.

— Здесь, на «железке»? — Он засмеялся так весело, что японял всю нелепость своего вопроса. — Да тут менты вообще никогда не бывают, —охотно поясняет мужик, — они забыли, как эти вагоны выглядят. А те, кто помнит,сидят в доле с этими, — показал он на дверь купе.

— А «пушка»? — Я не унимаюсь. — Не опасно вот так носить еес собой?

— У меня разрешение, — ухмыляется он, доставая какую-токнижку, из которой я понимаю, что он работает где-то в охранной фирме и можетвполне легально иметь при себе хоть целый арсенал. Это уже интересно. В моевремя такого беспредела не было.

— Убедил, — киваю я, а сам думаю о своем чемоданчике. В нем,конечно, гораздо меньше, чем у моего «клиента», тем более что часть «имущества»я оставил Савелию, но мой чемоданчик тянет на такую сумму, за которую меняможно разрезать на очень мелкие кусочки. Неприятно провести ночь с человеком,который по случаю и без случая хватается за пистолет.

Всю ночь мы пьем, а под утро он отключается. Не без моейпомощи, разумеется. У меня с собой всегда есть некоторые специфическиепузырьки, которые любого быка вырубают. Я его тщательно обыскал. Не верю, когдачеловек с оружием так просто оказывается рядом с тобой. Это еще нужнопроверить. Но все оказывается правильно. Есть удостоверение, выданное одноймосковской фирмой, имеется разрешение на оружие, паспорт. Имя и фамилия впаспорте совпадают с данными в других документах. С собой мужик ничегоособенного не везет. Обычный набор командированного: грязные рубашки, бритва,носки, платки, даже кипятильник. Но, заглянув в паспорт, я обращаю внимание налюбопытную деталь — место рождения. Это как раз тот среднеазиатский город, скоторым у Касимова были завязаны самые интересные отношения. И откуда, как ясильно подозревал, приехал мой заказчик. А таких совпадений не бывает. Блефуетмой «мясничок». Охрану со мной послал — боится, как бы чего не вышло.

Потом я беру проводника в оборот, и он сразу раскалывается.Признается, что в нашем купе должен был ехать совсем другой человек. Но этоттип сунул сто тысяч и приказал провести его в это купе. А другого «чайника»отправил на свое место, в соседний вагон. Я, конечно, благодарен ему зарэкетиров, но не люблю, когда меня обманывают. Поэтому его пистолет выбрасываю.На всякий случай. Пусть потом объясняет, как провел эту ночь, а заодно изаявление в милицию пишет о пропаже своего оружия. Не дай бог бандитыкакие-нибудь найдут и убьют из него хорошего человека. Вот будут проблемы умоего мужика и «владельца скотобойни».

Но номер пистолетика я записываю. Вдруг пригодится, в такихслучаях никогда не знаешь, что может произойти на следующий день.

Я давно не был в столице. Как раз с того дня, когда стрелялв политика из гостиницы «Москва». Его тогда пристрелили, но стрелял не я один.Это я точно знаю. Сам я стрелял два раза, а в политика пуляли четыре раза.Наверное, потом, по дороге в больницу, нашелся еще один «доброволец». Мои пулиего только ранили. Он, оказывается, бронежилет носил. А неизвестный«благодетель» его потом и добил. А мне, чтобы все следы скрыть, пришлосьпридумать свою «смерть» и столько месяцев провести в Сибири.

Я сам инсценировал свою смерть и знаю в подробностях, какэто лучше делать. Наверное, поэтому меня Глухарь и позвал. Теперь я долженвспомнить весь свой опыт, чтобы найти исчезнувшего клиента, также удачноустроившего собственные «похороны» и исчезнувшего после Швейцарии.

В его досье указано место захоронения на престижномВаганьковском кладбище. По дурости своей думал, что там только знаменитостейхоронят. Хотя сейчас настоящие «знаменитости» — это люди с большими деньгами.Все остальные — шваль, песок, грязь. Как много переменилось в моей стране за последниенесколько лет. Получается, что именно за этих ублюдков, находящихся у власти ипохожих на откормленных котов с лоснящимися от самодовольства рожами, я положилсвою руку в Афганистане. Выходит, что ради таких, как мои заказчики и клиенты,я стал инвалидом, от жены ушел, сына столько времени не вижу. Как подумаю обэтом, так выть хочется от ненависти к ним. Даже не знаешь, кто конкретновиноват. С одной стороны, эти как будто против других боролись. Те, старыепердуны, толкнувшие нас в Афганистан, были выжившими из ума маразматиками. Эти,так гневно обличавшие их, оказались еще хуже. Те хоть верили в какие-то идеалы,пусть глупые, надуманные, но идеалы. А у этих за душой нет ничего. Они не верятни в Родину, ни в дружбу, ни в идеалы. Для них предательство — обычная норма.Вы их глаза видели? У тех, прежних, были пустые и бесцветные. У этих — цветныеи лживые.