Кремля замахнуться! Откуда только такие берутся?..

– Знаешь, Саня, в детстве я считал, что дураков вокруг меня всего два – косой сосед Вениамин да непутевый одноклассник Обухов. Но в юности их количество почему-то возросло до десятков, в молодости – до сотен. А теперь я твердо убежден, что в нашем обществе их не менее половины.

– Боюсь, что больше. Как говаривала моя покойная бабушка: «Цыплят по осени считают, а дураков – круглый год», – печально усмехнулся молчавший до этого Егоров. И вдруг перевел беседу в серьезное русло: – А я вот, друзья, одного не понимаю. Как же так? По первому коллектору, оказывается, можно запросто попасть из одного конца Москвы в другой. И в тот же Кремль – милости просим. А ключи от входов в подземелье преспокойно висят в такой простенькой диспетчерской под присмотром двух пожилых людей – охранника на турникете и безоружного диспетчера.

– Да, это непорядок, – согласился Иван и поморщился, присаживаясь на стул. – Безалаберность и полнейший недосмотр. Я в докладе комиссару обязательно на это укажу.

– Нога? – участливо спросил Васильков.

– Она… С утра что-то жизни не дает…

* * *

Вскоре Старцев оставил своих товарищей в конторе Центрального распределительного узла и отправился в Управление на доклад к комиссару. Забежав перед докладом в рабочий кабинет на первом этаже, он наткнулся на Костю Кима.

– Ага, вот ты-то мне и нужен!

– Слушаю, товарищ майор.

– Бери в помощь Баранца и поднимай весь справочный материал о Московской городской канализации. От момента ее создания до наших дней. Задача ясна?

– Так точно. План-схему раздобыть?

– Обязательно!

Горшеня сделал пару снимков карты, висящей на стене диспетчерской, но Иван Харитонович предпочитал действовать наверняка. Бывшего фронтового разведчика Василькова он попросил еще раз осмотреть диспетчерскую, коридоры и подходы к зданию. А Егорова отправил побеседовать к начальству Центрального распределительного узла. Вася умел расположить к себе людей, и те выдавали ему информации на-гора куда больше, чем в разговорах с тем же Старцевым. Иван был по-армейски прямолинеен, грубоват. А Василий подкупал собеседников мягкостью, уважительным обхождением. По этой причине ему чаще других выпадало общение с нужными людьми.

Урусов встретил Старцева заинтересованным взглядом:

– Присаживайся, Иван Харитонович. Рассказывай.

Иван присел, приставил трость к краю большого рабочего стола и начал с самого главного:

– По почерку напрашивается вывод, что действуют одни и те же преступники. Жертва связана, во рту кляп, на теле следы побоев. Все как в двух предыдущих случаях, кроме одной детали – на полу рядом с рабочим столом убитого диспетчера найден окровавленный финский нож. На рукоятке нацарапана надпись «Шиша Скобарь».

– Шиша Скобарь, – задумчиво повторил комиссар. И пожал плечами: – Никогда про такого блатного не слышал. Что еще?

– Больших денег у погибшего с собой не было, а вот пропажа ключей от первого коллектора нас озадачила.

– От первого коллектора? Ну-ка поподробнее, Иван Харитонович…

Через четверть часа комиссар Урусов стал таким же мрачным, как Старцев. Повышенное внимание опасных преступников к канализационному хозяйству столицы наталкивало сыщиков на мысль о готовящемся в Москве масштабном преступлении. Или диверсии, что еще хуже. И то и другое требовало от сотрудников МУРа продуманной и молниеносной реакции. Ведь, раздобыв ключи от нескольких входов в первый коллектор, преступники получили доступ ко многим подземным коммуникациям столицы. По запутанным ходам и ответвлениям можно было добраться и до Гохрана, и до Алмазного фонда, и до фабрики Гознака.

Ситуация становилась угрожающей.

Глава девятая

Московская область, село Жаворонки

июнь 1941 года

Москва, 2-й Астрадамский тупик

осень 1943 года – сентябрь 1945 года

Капитан из военкомата дал Екатерине на сборы ровно сутки. Толково разъяснив, что надлежит взять с собой из вещей, он сказал на прощание:

– Ну а я, в свою очередь, подготовлю все документы. Завтра подойдешь к девяти утра, получишь пакет и с сопровождающим отправишься в разведшколу…

К назначенному часу утром следующего дня Катя подошла к военкомату. Одета она была в темные спортивные шаровары и простенькую кофточку с символикой московского спортивного клуба «Пищевик». На плече висел новенький вещмешок, купленный накануне на блошином рынке по улице 8 Марта.

Капитан поздоровался с девушкой за руку, кликнул старшину и передал ему запечатанный пакет с документами.

– Вот последний курсант – Екатерина Лоскутова. Отвезешь во Власиху. Документы на всех шестерых передашь лично в руки начальнику штаба или командиру войсковой части 9903, – негромко сказал он.

Забрав пакет и козырнув, старшина указал девушке на полуторку:

– Забирайся в кузов. Через пятнадцать минут поедем.

Войсковая часть 9903 была спешно создана в июне 1941 года как особая разведывательно-партизанская школа. Командно-преподавательский состав школы комплектовался из слушателей Военной академии имени М. В. Фрунзе. Курсантами в школу на добровольной основе зачислялись лучшие комсомольцы Москвы и Московской области. Опытные преподаватели обучали молодежь ведению активной разведки, минированию автомобильных и железных дорог, созданию в прифронтовой полосе ячеек сопротивления и партизанских отрядов.

Забравшись в кузов, Катя устроилась на лавке рядом с незнакомой девушкой. Та тоже была одета по-простому, на коленях держала небольшой узелок.

– В разведшколу? – тихо спросила Екатерина.

Девушка кивнула.

– Тогда давай знакомиться.

– Маша Игнатова.

– А я Лоскутова Катя…

Сестры Лоскутовы с детства были приучены к самостоятельности и хорошо знали, что любая цель становится достижимой, если начинаешь двигаться к ней сам. Однажды зимой, когда девочкам было лет по шесть или семь, мама отправилась с ними на Красную площадь, где несколько запряженных в сани лошадок катали по большому кругу московскую детвору. Расписные сани да одинокий гармонист на краю огромной площади оставались слабым напоминанием о позабытой и запрещенной Масленице. После Октябрьской революции разудалый праздник с народными гуляниями, с румяными блинами и сжиганием на костре чучела оказался недоступным и идеологически чуждым.

Детей, желавших прокатиться, набралось на Красной площади несколько сотен. Толкучка была невероятной: стоило очередным саням завершить круг и освободиться от одних пассажиров, как их тотчас же штурмовали другие. Мама с дочерьми попытались пробиться к саням, но всякий раз не поспевали.

Наконец она наклонилась к девочкам и сказала:

– Я не могу протащить вас через такую толпу. Вы должны сами протиснуться и сами забраться внутрь. Поняли?

Сестры поняли и уже через минуту, напористо работая локтями, двинулись к цели. И вскоре со счастливыми улыбками уже сидели на самых лучших местах настоящих деревенских саней.

Самостоятельность и понимание высокой ответственности за свои поступки позволили Екатерине сравнительно легко принять непростое решение, подготовиться и сделать шаг к его исполнению. Сидя в кузове полуторки среди таких же молодых москвичей, она глядела на проплывавшие мимо