сделала первый шаг, второй, третий. Дойдя до стены, развернулась, двинулась обратно.

И со счастливым смехом упала в объятия Борьки.

– Культю в гильзе нигде не теснит, не натирает? – допытывался «доктор».

– Нет-нет.

– А не слишком свободно?

– Нет, все хорошо.

– Ну, тогда с богом, – засобирался он, напутствуя напоследок: – Гильзу протирать чистой влажной тряпицей каждый вечер. Фланелевые бинты менять на свежие дважды в день до полного привыкания культи. Ну, ежели что будет не так, то знаете, где меня сыскать, – пособлю…

Получив окончательный расчет, пожилой мастер распрощался и покинул баню. Дарья пребывала на седьмом небе от счастья, ведь отныне ее искалеченная нога заканчивалась не ужасной алюминиевой трубкой с черным резиновым набалдашником на конце, а аккуратной женской ступней из твердого каучука. У протеза даже цвет был под стать здоровой ноге – бежево-розоватый.

Оставшись наедине с Борисом, девушка прошлась по комнате туда-сюда. С каждым шагом походка ее становилась увереннее, смелее. Потом, вспомнив о чем-то, она метнулась к шкафу, достала новые носочки и подаренные Борисом модные босоножки.

– Вот! – прошлась она перед ним.

Конечно, она прихрамывала. Конечно, здоровая нога выгодно отличалась от протезированной. Конечно, были заметны утолщение гильзы и темневшие на голени ремни. Но это уже не была гулко стучавшая по полу и предательски блестевшая алюминием трубка! Новый протез не бросался в глаза, не привлекал внимания. А уж с носочком и босоножкой и вовсе выглядел почти как живая нога.

Позабыв о лежавшей на диване юбке, Дарья стояла перед зеркалом в нижнем белье и зачарованно любовалась собой. Борька не удержался, подошел сзади. Приобняв, помял ладонями ее грудь и шепотом спросил:

– Баня готова?

Она никому не дозволяла к себе прикасаться; особенно не терпела прикосновений пьяного папаши. Но Борьке с некоторых пор прощалось многое.

– Готова, – ответила девушка.

– И ужин?

Та снова кивнула.

– Сегодня, кроме нас, здесь никого не будет. Раздевайся. Я жду тебя в парной…

* * *

Во Власихе сопровождавший их старшина нашел начальника штаба разведшколы, доложил о прибытии пополнения, сдал запечатанные пакеты с документами и отбыл обратно в Москву.

– Майор Спрогис, – представился новобранцам начальник штаба, высокий мужчина лет тридцати пяти с открытым приятным лицом. – Пройдемте в мой кабинет. Там познакомимся и распределим вас по группам.

Филиалы и лагеря разведшколы с учебными корпусами и тренировочными базами были разбросаны западнее Москвы. Совхоз «Александрино» (севернее Вязьмы), Голицыно, Власиха, Жаворонки, Крюково…

Через полчаса трое новобранцев отправились в «Александрино», Екатерина Лоскутова с Машей Игнатовой и невысоким сероглазым пареньком поехали в Голицыно.

Первая неделя в разведшколе показалась Екатерине сущим адом. Она не была избалованной, изнеженной особой. Напротив, ее взрослая жизнь на окраине Москвы чем-то напоминала службу в военизированной структуре. Ранний подъем, зарядка, ледяная вода в умывальнике, быстрое приготовление скромного завтрака, пеший марш до товарной станции, где восемь часов кряду ей трепали нервы с документами складского учета. Вечером, уставшая и не чуявшая под собой ног, она торопилась домой, но не прямиком, а через магазин или рынок.

Дома ее снова ждали заботы: уборка, готовка… Даша помогала в силу своих возможностей: стирала, гладила, следила за порядком и пьющим папашей. До постели Катя добиралась поздним вечером и мгновенно забывалась сном, чтобы утром услышать пронзительную трель будильника и в тысячный раз повторить поминутно заученный распорядок.

Да, на гражданке ей приходилось несладко. Однако в разведшколе девушку закрутил такой водоворот событий, что жизнь в доме по Астрадамскому тупику показалась ей санаторием.

В первый же день Екатерину Лоскутову вместе с остальными прибывшими коротко постригли и отправили в баню. Сначала мылись девушки, потом юноши. На выходе из моечного отделения Катя получила солдатское обмундирование с обмотками и грубыми ботинками. Новоявленных курсантов осмотрела врачебная комиссия, после чего состоялся довольно сносный обед и прямо в столовой (актового зала филиал школы не имел) перед ними выступил старший батальонный комиссар Прокопенко.

– Отныне вы становитесь бойцами невидимого фронта, – без пафоса и излишней торжественности сказал он. – Но для того, чтобы стать отличными специалистами и приближать своей рискованной службой победу нашей Родины в тяжелейшей войне, вы должны назубок выучить все дисциплины программной подготовки…

Сразу после речи комиссара курсантов отправили на занятия в учебный корпус. Так, без раскачки и адаптации, стартовала их новая жизнь. Каждое утро в школе начиналось с построения и проверки личного состава. Затем курсанты бежали два круга по периметру лагеря, выполняли физическую зарядку, шли в столовую на завтрак и снова усаживались за парты в учебных классах.

Вчерашние школьники, студенты, рабочие фабрик и заводов постигали азы разведывательно-диверсионной работы. Строевой подготовке и различным военным тонкостям курсантов обучали лишь в первые дни – для общего, так сказать, развития.

По несколько часов в неделю молодые люди проводили в большом амбаре, переделанном под спортивный зал. Там они постигали азы боевых искусств: борьбы, бокса, обращения с холодным оружием.

В классах они осваивали радиодело, топографию и картографию, ориентирование на местности, методику сбора информации, подрывное дело, особенности поведения во вражеском тылу и при задержании. Также изучали немецкий язык и посещали стрельбище, где учились обращению с различными видами стрелкового оружия, включая немецкие карабины и пистолеты-пулеметы.

Воскресенье считалось выходным днем, так как занятия продолжались лишь до обеда. Потом курсантов вели в баню, после которой менялось нательное и постельное белье. До ужина предоставлялось свободное время, а после ужина в той же столовой демонстрировался художественный фильм, предварявшийся кадрами советской кинохроники.

Было тяжело, Катя не высыпалась и не успевала восстановить силы за короткий ночной сон. Ее новая подруга Маша Игнатова тоже ходила бледная, с темными кругами под глазами. Но уже со второй недели стало полегче, многие вошли в новый ритм. Обвыклись и подруги, приучив себя засыпать сразу, а не шептаться и ворочаться, вспоминая мирную московскую жизнь.

Со второй недели из программы исчезла муштра; ее часы заменила политинформация и несколько дополнительных занятий по топографии и радиоделу.

На пятнадцатый день курсантов построили напротив штаба разведшколы, каждый из них зачитал текст Присяги и поставил под ним свою подпись.

* * *

Однажды холодной осенней ночью 1943 года в дом Лоскутовых ворвались неизвестные молодые люди явно бандитского вида. Это были конкуренты Борькиной банды (Дарья узнала об этом позже).

Перепуганная девушка забилась в дальний угол, тряслась и плакала. Бандиты скоренько прошвырнулись по участку, отыскали на задах новенькую баню. Оценив надежность толстой дубовой двери и крепость килограммового амбарного замка, решили действовать без шума и шухера. Девка оказалась калекой и дурочкой – говорить толком не могла, потому налетчики без прелюдий взялись