сомневался? – Женя не могла врать перед ликами святых страстотерпцев. – Не искушусь и сохраню тайну, но небом не буду клясться, потому что оно престол Божий, и землёй не поклянусь, потому что она подножие ног Его, головою своею не клянусь, потому что не могу ни одного волоса сделать белым или чёрным. Доверься моему слову, отче, и пусть наша совесть свидетельствует.

Сергей степенно кивнул и вынул из кармана пальто небольшую стопку чёрно-белых фотографий и отдал Евгении. На первом снимке проступал каменный столб на холме в окружении леса. Другие карточки крупным планом показывали покрытые рунами части столба.

– Что это? Выглядит очень забытым, – перебирала Женя снимки в руках.

– Этому бдыну шестнадцать Зим. Такие столбы ставит Навь на курганах умерших, – отец всегда говорил о проклятом роде немногословно и сейчас признавался ей через силу. – Нас ждут испытания гораздо более худшие, чем война с многобожцами. Пока язычники собирают войска и хотят отнять наши богатства, подземцы зарываются вглубь. На этом столбе высечено предупреждение.

– И о чём же оно? – подняла глаза Женя.

– Христиан надо спасать не от войны, а от Мора, – тяжело проговорил Настоятель. – Люди в Монастыре могут оказаться последними выжившими. Уже дважды Зима вымораживала поверхность и Мор придёт в третий раз, чтобы умертвить остальных – вот о чём говорится на бдыне.

– Не может быть… – сорвалось с губ Евгении. – Лето теплеет. Ещё десять, может быть двадцать Зим, и станет таким же длинным, как и в прежние времена. Мор никогда не вернётся. Страшные ночи давно не приходят, хмарь истончилась, даже топлива за Зиму мы тратим всё меньше и меньше. Должно быть, это какой-то обман, плутовство навьего племени, чтобы запутать нас и напугать!

– Если и напугать, то не нас. Навьи руны знают только подземники. Если бы я не умел их читать и не знал, где стоит бдын, никогда бы не увидел этого предупреждения.

Глаза Сергея устремился вдаль, словно бы он вспомнил о чём-то минувшем. Отец отошёл к высоким окнам собора, в тёмном стекле отражались свечные огни. Ночью ещё было холодно, пускай не так страшно, как в зимнюю стужу. Из-за смены температуры окна запотевали и покрылись мелкими каплями.

– На этом бдыне вырезана история Безымянной, – начал отец, не поворачиваясь. – Далеко отсюда, в восточных лесах, лежат развалины старого логова. Этот бункер забросила Навь, он зарос и его не найти тем, кто в нём не жил. На соседнем холме растут горькие травы. Я поднимался туда в конце каждого лета, хотя сколько бы не возвращался, мне никогда не успеть. Та, кто вырезала послание на бдыне, порой хуже дьявола может предсказывать будущее. Бдын стоит на вершине кургана, в том кургане покоится моя мать. На поминальном столбе оставила знаки… – он прервался, подбирая подходящие слова, – ведунья из соседнего племени.

По окнам храма ударил ветер. Зима, словно голодный зверь подкрадывалась к весне, пока её сторож-солнце дремлет за горизонтом.

– Значит, люди говорили правду? – сказала Женя. – Ты сам был когда-то подземником.

– Люди говорят верно, – Сергей вспомнил тяжёлую дорогу, кровь и пепел и одиночество в диких родных глазах. Лучше уж нож вонзить себе в тело, чем терзаться о прошлом. – Моё минувшее под печатью сомнений, но в будущем я не сомневаюсь. Слишком дорого заплатил за жизнь в Монастыре. Мне так хотелось спасти свою душу, стать человеком, но пришлось спасать жизни других общинников. И всё же, за все выпавшие мне испытания я получил самый ценный подарок…

Он подошёл к дочери и поцеловал её в лоб.

– Ты единственная моя драгоценность, доверенная мне судьбой, наследница моего дела. Наши самые тяжёлые времена нам предстоит пережить вместе, но я верю, верю в тебя, что в моей дочери больше человеческого, чем было во мне, когда я стал христианином. Мы перестроим Обитель в Ковчег, с Божьей помощью; и, если понадобится, отстоим его силой оружия. Крепкие стены – далеко не всё, что нам нужно. Нам понадобится ядовитое топливо прошлого, чтобы пережить Мор.

Сергей пристальнее заглянул в глаза Жене.

– Сегодня я благословляю тебя отправиться в мир. За стенами монастырскими много того, к чему ты не готова, но обязана и сможешь понять. Лишь пройдя через холод, ты научишься ценить лето. Лишь познав греховность людей, ты начнёшь беречь чистоту. Христиане любят тебя, но одной любви мало. Делами ты должна доказать, что достойна вести их в великой нужде.

Медля и ещё немного робея, Женя всё-таки спросила, что тревожило её больше всего.

– Значит ли, что мне придётся взять в руки оружие и убивать?

Отец не сразу ответил. Как легко было дать ответ пятнадцать Зим тому назад в норах. Лишь ратники и торговцы Монастыря знали, что такое дорога и какие испытания выпадают на долю тех, кто выходит в дикие Пустоши. Иные, получая злом на добро, впадали в окаменённое нечувствие и забывали о милосердии. Нельзя, чтобы Женя вела себя, как добыча, иначе не сможет защититься от подлых уловок, но и нельзя, чтобы ожесточилась, как зверь, иначе навсегда станет чужой в своём собственном доме – эта цена, которую Волк платил до сих пор.

– Зло ходит в человеческом облике. Идёшь против зла, значит идёшь и против человека. Искоренить зло, не причинив вреда человеку, возможно, хоть и не всегда. Ты не против людей идёшь, а против дьявола в их поступках: только за тем христиане и берут в руки оружие. Не верь другому. Раскаявшемуся прощай. Своими глазами увидь, во что превратился мир в Долгих Зимах. Вместе с Егором соберите нам всё, что потребуется Ковчегу. Но лишь тебе поручаю найти надёжные знаки о наступающем Море, и не